Моя деревня – мой тихий Малый Остров в бушующем океане жизни
В России есть провинция, а есть глубинка. Провинция – это маленькие городки в пределах «Золотого кольца». Глубинка же намного дальше от центра, можно сказать, на краю света. Молодежь сбегает оттуда, едва дожив до совершеннолетия. Бежит на огни больших городов, поближе к цивилизации, к жизни.
Малый Остров затерялся в пространстве и времени. Дома здесь неопределенного возраста. Такие строили и в старину при царе, и во времена советской власти. Улица всего одна на сорок дворов, закрученная, как и Серпушка, по кругу. Видимо, каждый хозяин хотел дом свой у реки построить – оно и понятно! И рыбку половить, и воды набрать всегда можно из речки.
Помню, что в детстве возле каждого дома был персональный спуск к реке, а там небольшой плотик, лодка, перевернутая пузом кверху. На каждом заборе все лето сушились рыболовные снасти: сети, проволочные ловушки. Дед мой тоже был знатный рыбак. Сетями ловил карася, в ловушках не переводились сомы, а щуку он ловил исключительно на блесну. И меня на рыбалку брал иногда. Я маленькой удочкой ловила карасей и подлещиков.
Районный центр, большое село Серпухово находится в ста верстах от нашего села, чуть дальше Омск. В детстве я была уверена, что мы живем на краю света! Я думала, что от нас можно уехать только по одной-единственной дороге в этот город, а в другую сторону уже начинается бескрайняя нехоженая Тайга и больше никакого человеческого жилья.
Моё деревенское детство выпало на восьмидесятые годы и начало девяностых. Время перестройки и разрухи, противоречия старых идеалов и новых веяний. Я выросла на идеалах строительства коммунизма. Но я не задумывалась о политике и замечала только красоту этого мира.
Мне казалось, что я живу в сказочном заколдованном месте, где чудеса могут поджидать за каждым поворотом. В центре села стояла разрушенная церковушка, которая была для нас с друзьями замком рыцарей и людоедов. Это было любимое место для наших игр. Мы часто находили между разрушенными кирпичами старинные монетки и мечтали найти там настоящий клад.
За огородами черной стеной стояла Тайга, которая манила опасностями и тайнами. Я знала, что в Тайге можно заблудиться почти сразу, как только в неё войдешь, но не боялась этого. А чего бояться дочери лесника и внучке охотника? Я знала, какие травы и ягоды можно есть, как сделать себе шалаш и найти воду. Лес был другом, к которому я часто бегала в гости.
Я любила нашу маленькую речку Серпушку. Широкой полосой протекала она рядом с нашим селом. Дед рассказывал байки, что в Серпушке обитает речной царь – огромный осетр, а еще его воины – двухметровые щуки.
Я любила бескрайние полынные луга с их невероятным острым запахом. Этот запах будоражил и тянул на приключения. Мы знали, что сухость лугов обманчива, и она в любой момент могла стать топким болотом. Но нас с друзьями это не останавливало.
Мы шарились по «задам», лазили на свалках в поисках «очень нужных и полезных штучек». Свалки тех лет – это самое ценное для детей место. В те годы на свалках были настоящие сокровища, а не одноразовая пластиковая ерунда. Мы находили ржавые конструкции непонятного назначения, старые транзисторы и разноцветные стекляшки. Всё это тщательно изучалось и тащилось в дом, где мама потихоньку снова возвращала эти сокровища на свалку.
Я очень любила свою сказочную страну. Я обожала даже почву под ногами. Она была везде такая, какая нужна была в каждом месте. В садах плодородная и жирная, на дорогах песчаная, а на реке из синей глины с вкраплением маленьких камушков и ракушек.
Я любила каждую птичку и каждую стрекозку в этой волшебной стране. А больше всего я любила людей. В Малом Острове жили невероятно добрые и отзывчивые люди. Мы могли заглянуть в любой дом, поболтать с хозяевами. Шумной ватагой мы заходили в гости к друзьям, и их мамы всегда угощали нас чем-то простым, но очень вкусным: лепешками с вареньем или бутербродами с домашним маслом. Их бабушки рассказывали нам старые истории и учили чему-то, как нам казалось, бесполезному: прясть шерсть или вязать коврики.
Я часто вспоминаю своих родителей, деда. Чем они занимались, как протекала их спокойная жизнь, полная сезонных забот и маленьких мирских радостей.
Отца я почти не помню. Он умер от энцефалита, когда мне было всего четыре года. Папа работал лесником, их обязывали каждый год делать прививки от клещевого энцефалита, но мой отец был парнем безалаберным, полагался на авось и не любил уколы. Это его и сгубило.
Мама после смерти отца так и не вышла больше замуж. Растила меня, была хозяйкой в доме и любимой невесткой свекра, у которого так и осталась жить. Мой отец был младшим сыном в семье, и когда женился, то молодую жену привел в родной дом. Мама рассказывала, что сначала чуралась свекра, он ей казался слишком строгим и молчаливым, но потом на поверку оказался добрейшим человеком. Сам вдовец, он истосковался по женской руке в доме и даже слышать не хотел, чтобы молодая невестка, рано познавшая вдовство, стала искать себе новый приют. Так мама и жила с дедом, как будто его дочка, а сам он для меня был как папа.
Дожив в родной деревне до 17 лет, я после школы поступила в институт культуры, на отделение «Художник-оформитель», а после учебы осталась в городе, лишь изредка приезжая в гости к родным.
И вот, спустя более 20 лет я вновь вернулась на Малый Остров. Вернулась разбитая, измотанная большим городом и неудачами в личной жизни. И родная деревня возродила меня, излечила израненную душу. Здесь я нашла себя настоящую, поняла, что мне нравится в жизни. Здесь я снова стала творить без оглядки на деньги. Здесь я встретила свою любовь и на свет появилась наша малышка.
Свой сказочный год в деревне я вспоминаю, как лучший год в моей жизни. И жизнь идёт дальше. Год 2020 подтолкнул многих бывших деревенских вернуться в родные края, в родные дома. За одну эту весну, когда в городах люди сидели на самоизоляции, почти все дома в нашей деревне нашли своих хозяев. Каждый со своей судьбой, со своими историями. Вот эти истории я и буду рассказывать дальше.
Меня зовут Ольга Блохина, и это отрывок из сериала «Я деревенская». Все главы по порядку можно найти здесь.
Кому интересно моё творчество, приглашаю почитать романы «Эксперимент» и «Я и моя Ведьма»
Старый дом у моря. Уютный, добротный, с садом и огородом. Только не хотят в нём жить. (окончание)
В ближайшее воскресенье дед Михалыч на пригородном автобусе поехал в давно облюбованное место: небольшое село на берегу моря – час езды от города. Было начало октября, погода стояла дождливая, ветер гнал вдоль дороги мокрые пожелтевшие листья, обрывки бумаги, прочий мусор.
Море накатывалось на скалистый берег, оставляя лопающиеся пузыри грязной пены. Пляж среди скал был неудобным, спуск к нему крутым и долгим, путь из города неблизким, поэтому село избежало наплыва курортников и никто из «крутых» свои дома здесь не строил.
Он зашёл в небольшой магазинчик в центре села с полуоткрытой верандой-баром, приметил за столиком двоих мужиков своего возраста, явно местных жителей, обычных дедов, любящих в выходной день посидеть за кружкой пива, но не алкашей. Взял и себе пива, попросил разрешения присесть. Разговорились. Дед Михалыч заказал для всех ещё по кружке, рассказал про то, что хочет купить здесь домик, и через полчаса имел всю нужную информацию.
–Тебе, Михалыч, определённо к тётке Нине нужно, – степенно говорил старший собеседник, неторопливый Николай Степанович, – у неё дом и небольшой, как ты хочешь, и ухоженный, и близко к морю.
– А чего ж она продаёт его? В город захотелось?
– Да какой там захотелось! Ей в городе больше, чем на раскладушку в кухне рассчитывать нечего! Да и ту у чужих людей…
– А так, – разгорячился второй собеседник, суетливый, плюгавый Миша, – зять её на заработки уехал, стало быть, в столицу. И так ему там понравилось, что и жену, Нинкину дочку, и Петьку, внука её, к себе вызвал. «А квартиру нашу, – Нинке наказал, – сдавай, стало быть, и деньги нам высылай». Ну, она и сдавала…
– И досдавалась, блин…- прервал Мишу Николай Степанович, – приехала той осенью, а там уже мебель выносят… В общем, чуть не отобрали у них жильё; хорошо, зять вовремя примчался, успел этих аферистов перехватить, отстоял квартиру. Теперь сдаёт через агентство, а Нинке счёт выставил – сколько здесь заплатил, да сколько там потерял, пока сюда мотался… «Я, говорит, свой бизнес хотел открыть, а теперь что? Так что вы, мамаша, дом свой продавайте, а мы когда на ноги встанем, вас к себе заберём»…
–Ага, заберут они! – взвился неугомонный Миша, – На кой она им там нужна!
– Нинка ведь не о том переживает, что она без угла останется, а что Петеньке некуда летом будет приехать, клубнички свежей покушать…
– А Петенька, здоровый, стало быть, лоб, бабке не написал даже ни разу, привета не передал…
… Уже давно миновал полдень, когда дед Михалыч постучался в калитку к тётке Нине. Она оказалась невысокой опрятной женщиной с доброй, немного растерянной улыбкой. Домик был ей под стать: небольшой, ухоженный, с аккуратным огородиком. Правда, опытный взгляд Михалыча сразу определил нехватку мужских рук: плохо заделанную дыру в заборе, расшатанные половицы, слегка протёкшую крышу. Он повернулся к хозяйке:
– Хороший дом, мне нравится. Дорого просите?
– А вы серьёзно покупать хотите, или так, интересуетесь?
– Да уж куда серьёзней, мне через месяц свой дом освободить надо.
– А зачем же дом на дом меняете?
– Ну, детям помочь надо. Дом-то у меня в городе…
– И мне дочери надо помочь, – усмехнулась Нина, – так что, не обессудьте.
Она назвала цену, довольно высокую, но Михалыч лишь кивнул.
– Только я должен сразу после оформления въехать, мне там на пятки наступают… – смущённо добавил он. – Вы как… сможете выехать? Есть куда?
– Когда надо – тогда и съеду, – спокойно ответила Нина.
Они обменялись телефонами, и Михалыч уехал. И хотя ему понравились и дом, и его хозяйка, радости особой не было…
Он позвонил Толику, сказал, что нашёл себе новое жилище. Сын выспросил все подробности: где, что, да почём; сердито пыхнул и попросил его завтра быть дома – они с Таней приедут, привезут покупателя с роднёй для окончательной утряски всех вопросов.
Назавтра прикатили целым табором: Толик с Ларисой, Таня и покупатели. Кроме быковатого средних лет мужика, которого дед Михалыч помнил, прибыла и его свита: жена, моложавая сухопарая блондинка в кольцах и серьгах, и дочка – юное длинноногое жующее создание в мини-юбке и плащике под леопарда, очень хорошенькое, если бы не обильная косметика, больше напоминающая индейскую раскраску.
– Вау, какие яблоки прикольные! – восхитилась она. – Можно?
– Конечно, можно! – он сорвал самое красивое яблоко, протянул девушке.
Та очень мило улыбнулась и с хрустом откусила здоровый кусок. Михалыч воспрянул – может, несмотря на свою быковатость, этот тип сбережёт его дом? Ну, перестроить, удобства провести, это понятно; огород тоже – кто с ним возиться будет. Но сад – пусть себе растёт… Он подошёл ближе – мужик говорил с супругой, показывал куда-то в угол, где росла груша.
– Это зимняя, поздняя, – он неуверенно улыбнулся, – а вон там – ранние яблони, они ухода особого не требуют…
Мужик скользнул по нему непонимающим взглядом, продолжая свой разговор. Дед Михалыч услышал обрывок фразы: «Бульдозер сюда не заедет, придётся работяг нанимать…», и пошёл дальше, уже не пытаясь завязать беседу.
– Вы папеньке всё это даже не рассказывайте, – услыхал он за спиной звонкий голосок их молоденькой дочери. Она смотрела на него безмятежным, слегка сочувствующим взглядом, – он уже тут всё распланировал: дом, газон, двор в плитке, ну, как у ваших соседей, – она махнула рукой в сторону забора.
– А как же сад, деревья? Ведь яблоки, груши… сливы… Неужели ему не надо?
– На фига оно ему? Мамашка тут цветуёчки посадит экзотические, по триста баксов за стебель, чтоб знакомые, значит, от зависти сдохли.
– И тебе не надо? Ты же вроде любишь…
– А мне пофиг! – она улыбнулась вполне дружелюбно и пошла прочь.
Покупатели ещё долго о чём-то спорили с Анатолием и Татьяной, решали какие-то вопросы, потом, наконец, уехали. Сын присел к столу, за которым неподвижно сидел Михалыч, и решительно начал:
– Вот что, папа! Как хочешь, но мы с сестрой категорически против твоей покупки. Где-то на задворках цивилизации, опять без удобств. Мы ведь, если что, даже приехать не сможем. Да ещё и цену заломили! Это же выброшенные деньги. Мне теперь не расшириться толком, Таньке бизнес не развернуть!
Дед Михалыч поднял на сына угрюмый взгляд и медленно, веско сказал:
– Вот прямо сейчас позвоню этим твоим… скажу, что передумал и ничего продавать не собираюсь, и будете вы сами с ними разбираться: я никому ничего не обещал, задатка не брал, и вообще – старый маразматик, что с меня взять? Смотри на них! Озаботились, что приехать не смогут! Вы сюда-то приезжали три раза в год, и ничего, не переживали. Хватит! Ещё один намёк, и всё! – он тяжело поднялся, пошёл в дом.
Затихло вдали суетливое шуршание шин Толиного джипа. Деду не спалось. Всё представлялась ему толпа «работяг» с ломами и лопатами, крушащих его дом и сад, закатывающих в асфальт огород вместе с помидорами и баклажанами… И только под утро одолел Михалыча тревожный, неглубокий стариковский сон…
До переезда оставалась неделя. Он позвонил Нине, попросил разрешения приехать – «уточнить все детали». Стояли последние дни ясного, солнечного, прозрачного октября. Они присели на лавочке во дворе; не хотелось в такую погоду идти в дом.
– Ну, в общем… это, – он откашлялся, – через неделю мне въезжать надо, машина уже заказана…
– И въезжайте с Богом. Я все вещи свои заберу, калитка не закрывается, входная дверь тоже. Заходите и живите. Мурку мою только не обижайте, она мышей ловит…
– А вы куда? – он впервые напрямую спросил её об этом.
– Куда-куда… Пока к соседке, потом на зиму к племяннице, а там, даст Бог, мои к себе заберут…
– Слушай, Нина! – он старался, чтобы «ты» было не фамильярным, а просто доверительным. – Заберут, не заберут, вопрос неясный, да и когда ещё это будет. Что же ты, станешь по чужим углам скитаться? Оставайся да и живи тут. Я в одной комнате, ты в другой. Друг дружку на старости поддержим…
– Как же это, – растерялась Нина, – зачем? Неудобно так… Что люди скажут?
И видел Михалыч, что очень не хочет она оставлять свой милый сердцу домик чужому человеку, хоть и доброму и хозяйственному, который не поломает ни одного деревца, не затопчет ни одного куста. Но в том-то и дело, что для него это будут просто деревья да кусты, а она знает их всех «в лицо», для неё это дети, выращенные, выхоженные, со своим характером и капризами…
– В общем, давай так, – он решительно поднялся, – будем считать, что ты у меня снимаешь комнату, а в оплату помогаешь освоиться с садом, ну и там… по хозяйству. У меня пенсия хорошая, не пропадём! Короче, в субботу я приезжаю, ты мне комнату освободи, а сама устраивайся в другой. И учти, я это на полном серьёзе, не передумаю!
Неделя подходила к концу. Последняя неделя старого дома. Михалыч собирал вещи, упаковывал их в коробки. С горечью смотрел на погреб, полный закруток. Для кого он старался? Неужели всё это пропадёт? Что с ними делать, забрать с собой? Но у Нины свой погреб полон.
В субботу с утра он уже был готов. Приехала машина, и шустрые молодые ребята за час погрузили все вещи. Дом сразу стал чужим, отстранённым, гулким.
– Ну что, отец, поехали? – весело спросил бригадир.
– Погодите, – Михалыча вдруг осенило, – там, в погребе, консервы всякие, я не увезу, так может, себе заберёте? Просто так…
Ребята спустились в погреб, и уже через пять минут кинулись ладить коробки и загружать их банками.
– Вот спасибо, батя! – наперебой галдели они. – Деткам отвезём, жёны спасибо скажут, а мы когда стопочку пропускать будем под ваши огурчики, за ваше здоровье – с радостью!
– А теперь, ребята, подождите меня в машине минут десять, – устало произнёс Михалыч, когда погреб опустел, – перекурите там, пивка попейте, а я… скоро подойду.
– Ну что, друг, поехали со мной?
Кот обиженно отвернулся, коротко мявкнул.
– Ну и не надо, – вдруг разозлился дед Михалыч, – конечно, коты к месту привыкают, зачем им за хозяином куда-то ехать…
Он дошёл уже до машины, но вдруг резко развернулся и почти побежал назад. Схватил Ваську на руки, прижал к себе, забормотал:
– Что же ты, дурак, со своей гордыней! Тебя же тут в асфальт закатают вместе с огородом… – дед залез в кабину, не выпуская из рук кота.
– Давай, поехали! – крикнул он сердито.
Они едва успели разгрузиться и расставить вещи, как начался дождь. Михалыч рассчитался с ребятами, они уехали. Дождь стучал всё сильнее, грохотал по жестяному тазу, забытому на улице, по крыше сарая, в угол которого забился напуганный переездом Васька, собирался в лужицу, протекая с потолка в кухне. Они сидели с Ниной в своих комнатах, не зная, что говорить, как вести себя. Хозяин чужого, непонятного, неродного дома и та, которая знала его и любила, но не была уже в нём хозяйкой…
Дождь уныло и монотонно сеялся с мрачного неба, вздувался пузырями в лужах. Говорят, что такой дождь надолго… На день, на два, но не насовсем же? Ведь выглянет когда-нибудь солнце, засияет в последних жёлтых осенних листьях, всё ещё ярких и по-своему красивых. И снова вернутся до наступления холодов несколько прозрачных, тихих дней поздней осени…