Вира майна в строительстве откуда

Каким образом в лексиконе строителей(крановщиков) появились слова «майна», «вира»?

Всё это легко гуглится:

«Вира» и «майна» — это морские термины древних финикийцев. Вира — буквально означает «в воздух» (ср. ивр. «овира») и используется при такелажных работах в качестве команды на подъем груза. Майна — буквально, «в воду» (ср. ивр. «маима») — команда опускать груз.

Цивилизации финикийцев давно нет, но ряд слов из их языка встречается в немецком и итальянском. В России в свое время было много итальянских архитекторов, которые, руководя строительством на своем языке, использовали эти слова. Так эти термины пришли в русский язык и закрепились у строителей, докеров и такелажников. Или же, через черноморских генуезцев. [Ит. virare — вращать (лебёдку), поворачивать.] [Ит. maina — убирай, опускай, от ammainare — убирать (паруса), спускать (флаг).]

1 2 · Хороший ответ

Как поднимается башенный кран?

Сначала готовят площадку, тщательно выравнивают её, затем укладывают рельсы под кран, проверяя их горизонтальность, ну а затем уже монтируют сам кран, который в готовом виде привозят на площадку. С помощью автокрана устанавливают тележку крана и далее башенный кран «сам» собирает себя с помощью монтажников.

При каком ветре нельзя работать на автокране челябинец 25 тонн?

Верно не более 15 м/с а более точнуую информацию скорей всего можно узнать в Министерстве труда и социальной защиты Российской Федерации где описаны все нормы.

Какие грузы запрещается поднимать краном?

Кроме опасных, наливных грузов и грузов со смещенным центром тяжести, которые были указаны в ответе ранее, есть и другие виды товаров и оборудования, которые запрещается поднимать краном. К ним можно отнести грузы:

• Вес которых больше, чем указано в паспорте крана;
• С неизвестной массой;
• Закрепленные на земле (выкорчевывание деревьев, железобетонных конструкций, свай) или примерзшие к земле;
• Ненадежно закрепленные (например, кирпичи и бочки на поддоне — они должны быть уложены и закреплены так, чтобы во время транспортировки не происходило их смещение и падение);
• Закрепленные не по оси центра тяжести (это может привести к опрокидыванию или сильному раскачиванию груза);
• Располагающиеся на неустойчивой поверхности (например, подъем груза, который стоит на другой продукции, может привести к опрокидыванию остального груза, раскачиванию троса на крану и, как следствие, поломке крана);
• Находящиеся вне зоны видимости для крановщика.

Также есть внешние условия, при которых использование крана для загрузки продукции в кузов достаточно опасно. Это когда:

• У поднимаемого объекта повреждены монтажные петли/крепления;
• Стропы ненадежно затянуты вокруг груза (это приведет к сползанию и падению груза);
• С большим оборудованием работают при ветренной погоде;
• Существует вероятность столкновения груза с любым видом препятствия.
• Кран неисправен.

Не стоит игнорировать данные пункты при работе с краном. Ведь любая неисправность или неосторожность может привести не только к повреждению груза и поломке крана, но и к угрозе здоровью и жизни людей.

Источник

«Вира!» и «Майна!» в постсоветском пространстве

Задумался я сейчас о происхождении этих словечек. Нашел разные варианты происхождения, вплоть до финикийцев и египтян. Но на одном сайте меня сразили наповал:

» как оказывается, появлению слова майна в строительном словарном обиходе, мы обязаны итальянским архитекторам. Было в истории время, когда итальянские архитекторы руководили крупными стройками на постсоветском пространстве. Под их управлением происходило возведение различного рода промышленных объектов.»

На постсоветском пространстве, Карл!
Так и представляю Трезини и Росси, строящих бизнес-центры. В своем фирменном стиле.

А еще вспомнил мультфильм «В порту», который смотрел в детстве. Там есть такие строчки:

Грузчики кричат: — Вирай! —
Грузчики кричат: — Майнай!
— Вира! Вира!
Подымайте!
— Майна! Майна!
Опускайте! —
Майна — вниз!
Вира -вверх!
Топот,
Грохот,
Шутки,
Смех.
Разгружают пароход:
Это прибыл бегемот.

Какого года стихотворение — не знаю, но мульт 1975 года.

И мне все же интересно, откуда пошли слова «вира» и «майна». Если кто знает, просветите, плиз. А то версий полно, а какая из них правильная?

Дубликаты не найдены

Где-то слышал, что эти команды пришли из морских международных портов. Во время погрузки/разгрузки иностранного судна участие принимали как работники порта, так и команда корабля; для избежания языкового барьера и собственно проблем с подъемными механизмами и использовались вира-майна. Насколько правда — не знаю.

Да, эта версия мне кажется наиболее логичной. ХЗ, откуда взялись египтяне с финикийцами.

Как работает историческая лингвистика-5: начало и конец

Спросил меня недавно @EDanilov об одном известном примере, и я обещал, что разберу его поподробнее.

Сперва «отмотаем» относительно поздние фонетические изменения для слов начало и конец. Начало, очевидно, образовано от начать. Формант (суффикс + окончание) здесь *-lo или *-dlo, что в нашем случае не так уж важно, поскольку праславянское *dl давало л в русском:

В слове начать второе а – из носового э (ѧ, см. подробный пост на эту тему). Об этом говорят как родственные польские слова, так и само спряжение глагола начать в настоящем времени: начну и т.д. Соответственно, для праславянского уровня это слово восстанавливается как *načęti (č = ч; ę = ѧ = носовое э; звёздочка (правильный термин – астериск) ставится, чтобы показать, что перед нами реконструируемая форма).

У начать есть однокоренные с аналогичным чередованием: зачать (зачну) и почать (почну). То же и в других славянских языках: чешское začít (začnu) «начать» и počít (počnu) «зачать» или польское zacząć /зачончь/ (zacznę) «начать» и począć /почончь/ (pocznę) «зачать». Значит, на— в начать и начало – это приставка. Тогда праславянское *načęti мы членим следующим образом: *na-čę-ti. Корень *čę-. Перед окончанием, начинающимся на гласный, этот корень принимает другой вид: начну — *načьnǫ, корень *čьn-. Знаками ъ и ь в праславянское реконструкции обозначают особые гласные, которые обычно называют редуцированными.

Откуда же возникло чередование *čę- / *čьn-? Дело в том, что носовые гласные в праславянском языке образовывались по следующей схеме: VNC > ṼC, где V – гласный, N – носовой согласный n или m, C – любой согласный, а Ṽ — носовой гласный. В последовательностях вида VNV носовые гласные не образовывались. Это привело к появлению ряда чередований:

Это означает, что *čę- — вариант корня *čьn-, который возник в положении перед согласным.

Идём дальше. Известно, что праславянское ь возникло из краткого i. Ср. праславянское *mьgla «туман» и литовское migla «туман», праславянское *vьdova «вдова» и санскритское vidhávā «вдова». Таким образом, в более древнюю эпоху наш *čьn- звучал как *čin-.

Следующее фонетическое изменение на нашем пути – это первая палатализация. В ходе неё звук k перед i и e перешёл в č. Ср. *rǫka «рука» и *rǫčьka «ручка», *pekǫ «пеку» и *pečetь «печёт» или русское четыре и литовское keturi. Выходит, что *čin- получилось из *kin-.

В праиндоевропейском языке, предке праславянского, плавные согласные r, l, n, m могли образовывать слог, ведя себя как гласные. Как, скажем, в современном чешском: srp «серп», krk «шея», prst «палец», vlk «волк». В праславянском такие слоговые плавные давали сочетания *iR или *uR (где R = r, l, n или m), а затем, соответственно, *ьR / *ъR. Для наглядности:

Получается, что праславянское *kin- можно выводить из праиндоевропейского *kn-.

Перейдём к слову конец. Оно склоняется с беглым гласным: конца, концу и т.д. Это указывает на то, что когда-то это слово звучало как коньць (и такая форма действительно засвидетельствована в памятниках).

В определённые момент истории русского языка редуцированные ъ и ь исчезали, если стояли на конце слова или перед слогом с нередуцированным гласным. Если же подряд шли два слога с редуцированными, то исчезал второй, а первый «прояснялся», то есть переходил в гласный другого качества (ъ > о, ь > е). В строгом соответствии с этим правилом възьму и коньць дали возьму и конец, а възяти и коньца – взять и конца.

В коньць можно выделить суффикс -ьц-, и тогда останется корень кон-. Современное кон – это игровой термин, и на первый взгляд с концом никак не связано. Однако в русских говорах сохранились старые значения – «конец», «начало» и «межа»:

Следство ведёшь – веди до кона.
Я пришла, когда собираться стали, к самому кону.

В сербохорватском засвидетельствовано выражение од кона до кона «от начала до конца». Таким образом, в плане значения, начало и конец соотносятся очень хорошо. Пересекаются они в значении «край, предел». Однако, можно ли связать корни *kn- из начала и *kon- из конца?

Да, можно при помощи такой вещи как аблаут, о которой я писал ранее. Упрощённо говоря, праиндоевропейский корень мог принимать вид CeC, CoC и CC (где C – любой согласный). Более того, именно схема CoC характерна для старых отглагольных существительных:

Соответственно от глагольного корня *kn- ожидался бы вариант *kon-, который мы и наблюдаем в существительном *konъ.

Сведём историю фонетики начала и конца в схему:

Кстати, начало и конец – не единственные русские слова, в которых можно найти этот корень. Ещё можно назвать доконать, искони, испокон, закон, чадо (тот же суффикс, что и в стадо или чудо). Закон соотносится с глаголом зачать, и в качестве параллели может служить латинское principium «начало, происхождение, принцип», образованное от principio «приступаю».

Среди родственников корня *kn- за пределами славянских языков греческое καινός /кайнóс/ «новый» (кайнозой = новожизние) и латинское recens /рэкэнс/ «свежий, недавний», которое было заимствовано в английский в виде recent.

Особо должен оговорить, что у неискушённого читателя могло сложиться впечатление, что вышеупомянутые фонетические изменения я выдумываю на ходу. Смею заверить, что это не так. Историческая фонетика является одним из самых точных разделов компаративистики, и все эти изменения являются твёрдо установленными фактами. Именно соответствие законам исторической фонетики отличает научную этимологию от фрической.

Предыдущие посты серии:

Почему поляки – ляхи

Пост продолжает серию об этимологии названий народов (предыдущий был о венграх).

Жил себе поживал праиндоевропейский корень *lendʰ-. От него произошли, например, английское land и немецкое Land «страна, земля». В праславянском, предке всех славянских языков, этот корень сохранился в составе слова *lędo «участок леса, предназначенный или годный для расчистки под пашню» (ę – носовое э).

Поскольку потомки *lędo довольно неплохо сохранились в русских диалектах (с широким варьированием значения, конечно), наверняка формы типа лядо, ляда, лядина знакомы многим читателям. Изредка встречаются они и в литературе:

Вот ляда, на которой посеяли рожь между черными пнями. [М. М. Пришвин. Дневники (1921)]

Отец был, может быть, еще более зол и неутомим в работе, работал он до ожесточения, будь то у кузнечного горна или на раскорчевке ляда, в косьбе и т. п. [А. Т. Твардовский. Рабочие тетради (1958) // «Знамя», 1989]

Фигурирует оно в «Об управлении империей» Константина Багрянородного:

фема Иавдиертим [род печенегов – kl.] соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ультинами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами.

От усечённой основы слова *lęděninъ «лядянин» образована форма *lęxъ. Такая модель вполне актуальная для польского: суффикс -х- (графически -ch-) образует существительные с фамильярным или увеличительным оттенком, при этом от основы берётся лишь часть. Например: brat «брат» > brach /брах/; piasek «песок» > piach /пях/; Stanisław > Stach /стах/; Wawrzyniec «Лаврентий» > Wach /Вах/ (отсюда фамилия Wachowski).

В русском по похожему принципу используется -ш- (изначально вариант суффикса -х-): кот > коша (отсюда кошка); ладонь > ладоша; Павел > Паша; Алексей > Лёша.

Связь между словом лях и лядянин достаточно прозрачна ещё в древнерусском: согласно тексту Повести временных лет ляхи живут в Лядской земле:

В се же время умершу Болеславу Великому в Ляхѣхъ, и бысть мятежь великъ в Лядьской земли, и, вьставше, людье избиша епископы, и попы, и бояры своя, и бысть мятежь вь нихъ.

«В то же время умер Болеслав Великий в Польше, и был мятеж великий в земле Польской: восстав, люди перебили епископов, и попов, и бояр своих, и был среди них мятеж».

Кроме того, -д- сохранилось в венгерском lengyel /лэндел/ «поляк». Как обозначение поляков *lęxъ ушло не только в древнерусский язык, но и в литовский: lenkas «поляк». У восточных славян заимствованы румынское Leah и турецкое Leh «поляк».

Где именно проживали лядяне – вопрос дискуссионный и сложный. Вот так себе это представляют некоторые польские учёные (карта из Olczak E. Atlas historii Polski):

По этой гипотезе, лядяне были самым восточным из племён, которые впоследствии вошли в состав польского народа. Часть их территории попала в состав Киевской Руси. То, что восточные славяне ляхами стали называть не только это племя, а всех поляков (да и не только поляков, поскольку Повесть временных лет относит к ляхам лютичей) вообще вполне понятно. Ровно по такому же принципу латыши зовут всех русских кривичами (krievi), а французы немцев алеманнами (Allemands).

Помимо лядян на территории раннего Польского государства проживало множество других племён, самыми значимыми из которых были поляне, мазовшане, висляне и слензане (см. карту выше). Как несложно догадаться, основной движущей силой построения государства были поляне, название которых и распространилось впоследствии на остальные племена. При этом ляхами или лядянами поляне себя не называли. В современном польском заимствованное из восточнославянских языков Lach встречается только в составе фразеологизма strachy na Lachy, который используется, когда кого-либо пугают понапрасну.

Что касается самоназвания поляков, то соотношение полянин : поляк довольно прозрачно. Суффиксы -ан(ин) и -ак в польском являются конкурентами: и тот и другой образуют названия жителей определённой местности. Например, житель Варшавы – warszawianin /варшавянин/, но разговорно – warszawiak /варшáвяк/. Аналогично в чешском: Pražan /пражан/, но разговорно – Pražák. В случае поляков суффиксу -ак удалось победить, и старое Polanin было вытеснено новым Polak. Такая же история произошла с ещё одним славянским народом: словак – это по сути славянин (стоит помнить, что это слово исконно произносилось с -о-, и -а- здесь вторично) с заменой -ан на -ак. При этом по-словацки, если мужчина – Slovák, то женщина – Slovenka, а страна – Slovensko с сохранением старого суффикса.

Теперь вернёмся к слову *lędo «участок леса, предназначенный или годный для расчистки под пашню». Оно сохранилось в русском в виде ещё одного слова – ляд, синонима чёрта:

― Ах, ляд вас побери, ― говорил неустрашимый штаб-офицер, взирая на эту картину. [М. Е. Салтыков-Щедрин. История одного города (1869-1870)]

― А на кой тебе ляд гражданские чувства понадобились? [М. Е. Салтыков-Щедрин. Сказки / Карась-идеалист (1869-1886)]

В диалектах это слово имеет также значения «беда, несчастье; хворь, немощь; лентяй; хлыст (сектант)». Предположительно, исходным пунктом для них является значение «пустошь», в котором ляд также представлен в русских говорах. От пустоши получила своё название нечистая сила, которая там обитала (как лес > леший), а от неё уже все остальные значения.

Sławski F. Słownik etymologiczny języka polskiego. Tom 4, s. 17–18.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Том 2, стр. 553.

Этимологический словарь славянских языков: Праславянский лексический фонд. Выпуск 15, стр. 44–48.

P.S. Посты Moderator9000 вдохновили меня на сбор обратной связи от читателей. Пожалуйста, под специально отведённым комментарием напишите, как, на ваш взгляд, мне можно было бы улучшить свои посты.

Почему французская орфография такая странная-2: beaucoup

Действительно, слово боку «много», знакомое всем по песне из «Трёх мушкетёров», пишется по-французски в восемь букв. Давайте разберёмся, как так получилось.

Начну с того, что beaucoup хоть и пишется слитно, по происхождению это два слова – beau /бо/ «красивый» и coup /ку/ «удар». В латыни, предке французского, формы этих слов звучали как bellus и colaphus. Далее я сначала разберу, как из bellus colaphus получилось beaucoup фонетически, а затем особенности семантики: переход от «красивый удар» к «много» несколько нетривиален.

1.1. Латинское слово bellus «милый, приятный, прелестный» читателю хорошо знакомо. Оно просматривается в словах белладонна (

В Галлии в VIII веке отвалились почти все заударные гласные, в результате чего bellus стало звучать как bels. В XI веке l перед согласным даёт u. Аналогичное изменение произошло, например, в белорусском, где мы находим формы воўк «волк», доўг «долг», маўчаць «молчать». Затем во французском e перед u дифтонгизируется, переходит в ea (bels > beus > beaus). Что важно, графика следовала за фонетикой: писали beaus и произносили бэаўс.

На следующем этапе (XIV век) во французском окончательно утратилось склонение, и остаётся только форма косвенного падежа beau. Потом au переходит в закрытое o: /бэаў/ > /бэо/. Наконец, устраняется зияние, то есть последовательность двух гласных: /бэо/ > /бо/. Однако теперь орфография перестаёт отражать произношение, и мы приходим к ситуации, когда пишется beau, а произносится /бо/.

Аналогичную историю последовательность ell пережила и в других случаях:

Нужно сказать, что beau – форма мужского рода. В женском не было условий для перехода l > u, и латинское bella изменилось минимально, дав belle /бэль/. То есть «красивая женщина» будет belle femme /бэль фам/. Кроме того, поскольку l > u перед согласным, то в ситуации, когда старофранцузское bel находилось перед гласным, оно не изменялось. Это распределение сохранилось до сих пор: beau jour /бо жур/ «прекрасный день», но bel homme /бэль ом/ «красавец».

1.2. Теперь перейдём к coup «удар». Его история начинается в греческом, где было слово κόλαφος /кóлапˣос/ «удар кулаком». Оно было заимствовано в латынь как colaphus в том же значении. При этом большинство римлян, конечно, не умело произносить греческие придыхательные согласные, и в их устах colaphus звучало как /кóлапус/.

Довольно рано в народной латыни краткие безударные гласные в определённых условиях стали выпадать. Это произошло и с colap(h)us, которое стало произноситься как colpus /кóлпус/.

Следующим этапом, как и в случае bellus, стало выпадение заударных гласных, которое было одним из факторов уменьшения количества падежей: на месте шести латинских мы находим всего два старофранцузских: именительный и косвенный.

После того как в форме colpus выпал -u-, появилось сложное для произнесение стечение согласных lps. Проблема была устранена выкидыванием -p- (который, однако, сохранился в форме косвенного падежа. Далее произошёл всё тот же переход l > u перед согласным, и на месте cols / colp возникли формы cous /коўс/ и coup /коўп/.

После утраты склонения выжила только форма косвенного падежа coup /коўп/. Монофтонгизация дифтонгов приводит к тому, что на месте оў начинает произноситься просто у. Аналогична история слов collum «шея» > фр. cou /ку/ и mollis «мягкий» > фр. mou /му/.

Завершающим аккордом стало произошедшее в XV-XVI веках отпадение ряд конечных согласных, включая -p. Аналогично: drap /дра/ «сукно», trop /тро/ «слишком», sirop /сиро/ «сироп».

Правда, стоит упомянуть о такой штуке, как связывание (liaison). Связывание – это когда в некоторых словах конечные согласные перестали произноситься в положении перед паузой или согласным следующего слова, но сохранились в положении перед гласным. Например: vous donnez /ву доне/ «вы даёте», но vous avez /вуз аве/ «вы имеете». Аналогично устроены русское о / об или английское a / an. Слово beaucoup в высоком стиле или в поэзии сохраняет -p перед гласным: j’ai beaucoup aimé /же бокуп эме/ «мне очень понравилось…». Но связывание – это всё же не та причина, по которой французы пишут -p в beaucoup. Так, пишется il va /иль ва/ «он идёт», хотя в связывании вполне себе появляется -t: va-t-il /ват иль/ «идёт ли он».

Кстати, от coup образован глагол couper /купе/ «резать, рубить», а от него такие слова как coupé /купе/, coupon /купõ/ и coupure /купюр/.

Поместим историю фонетики beaucoup в таблицу:

Теперь разберёмся, насколько обоснованно современное написание beaucoup:

— b – тут всё понятно;

— e – написание чисто историческое, отражает старое произношение;

— au – диграф имеет некоторый смысл, поскольку обозначает, что о здесь закрытое (во французском два вида о);

— ou – диграф полностью на своём месте, показывая, что здесь звучит /у/, а не /ӱ/, ср. tu /тю/ «ты» и tout /ту/ «всё»;

— p – написание скорее историческое, хотя имеет некоторый смысл в рамках связывания.

Резюмирую: написание beaucoup, конечно, традиционное и отражает не современное произношение, а века так XI, однако, если разобраться, всё не столь уж сложно и бессмысленно.

Кстати, если вы удивлялись, почему по-английски так странно пишут beauty ( tapée /тапе/ «куча, масса» или tripoter /трипоте/ «теребить, мять» > tripotée /трипоте/ «град ударов; куча, множество».

Происходит это и с другой лексикой. Например, в русском и белорусском есть слово шмат «кусок», заимствованное из польского szmat. В белорусском дрейф значения завёл это слово настолько далеко, что это одно из основных слов для «много», например, можно сказать шмат людзей. Ещё одно – багата, и в словосочетании багата людзей ни о каком богатстве речь не идёт, это просто значит «много людей». В сербохорватских диалектах «много» могут обозначать слова чуда, благо, сила. Эти случаи объединяет то, что первоначально они обозначали нечто значительное («большой кусок», «благо»), а затем они утратили конкретное значение в пользу абстрактной интенсивности. Такое явление называют семантическим выцветанием (semantic bleaching).

Такова вкратце история слова beaucoup. Надеюсь, она помогла вам лучше понять, почему французская орфография такая странная.

Георгий, Юрий, Егор: история одного имени

Попросил меня недавно @L4rever рассказать, как так вышло, что в историческом плане Георгий, Юрий и Егор – это варианты одного имени.

Греческое Γεώργιος /геóргиос/ образовано от γεωργός «земледелец» при помощи форманта (суффикс + окончание) –ιος, так же, как Εὐγένιος /эугéниос/ от εὐγενής «благородный». Само γεωργός – сложение γῆ «земля» (ср. γεωγραφία «землеописание», γεωμετρία «землемерие») и ἔργον /эргон/ «дело, работа» (тот же корень в ἐνέργεια «действие, сила»), родственного английскому work. На Русь Георгий попал вместе с христианством, наряду с десятками других греческих и еврейских имён.

Для наших предков в X веке произношение формы Γεώργιος представляло серьёзные проблемы. В результате действий трёх праславянских палатализаций в древнерусском языке не было мягкого гь (подробнее об этих процессах: 1, 2, 3). Неудивительно, что в живом произношении вместо этого звука подставили фонетически близкий й. Подобная замена происходила и в более поздние времена (в таблицу включены некоторые устаревшие и просторечные формы):

У некоторых из этих слов есть альтернативная этимология, но на этом я подробно останавливаться не буду. Отмечу также, что в средневековом греческом γ перед ε и ι перешло в особый звук, наиболее близок к которому русский й. Таким образом, Γεώργιος стало звучать примерно как Йеорйиос, однако замена гь на й в русском с этим вряд ли связана.

Вторая проблема заключалась в том, что древнерусский язык не любил зияния, то есть последовательность из двух или трёх гласных подряд. В народных формах заимствованных имён зияния довольно последовательно устранялись:

Даже современный русский не очень любит зияния. Именно в этом причина появления форм типа войн (вместо воин) или андройд.

В Георгии, как несложно заметить, зияние тоже есть, и устранить его можно, убрав е или о. Однако, если мы убираем е, у нас возникает другая проблема – сочетание йо в древнерусском до определённой поры было невозможно. Значит, меняем о на близкий звук, который стоять после й может, – у. С другой стороны, русское о отличалось по качеству от греческого ο / ω, поэтому в древнейших грецизмах мы вообще нередко находим у на месте ο / ω:

ὄξος «винный уксус» > уксус;

κανών «правило, веха, канон» > канун;

πάρδος «барс, пантера» > пардус;

Νικόλαος > Микула и так далее.

Наконец, надо приспособить имя к русскому склонению, ведь -ος – это окончание. -ιος обычно адаптировали как —ьйь (писалось ии): Γρηγόριος > Григории, Ναζάριος > Назарии. Впоследствии, после исчезновения звука ь, получалось —ей. Вот так у нас выходит народная форма Юрей и слегка церковнославянизированная Юрий, ср. Сергей и Сергий.

Вместе с тем, в письменности бытовали формы, старающиеся сохранить греческое г: Гюрьги, Гюрги, Герги, Горьги и так далее. Вот, например, берестяная грамота №366 (XIVвек):

Сложно сказать, в какой степени они отражали реальное произношение, вероятно, это зависело от степени образованности писца. Во всяком случае, о том, что гь там произносить старались, свидетельствуют такие варианты как Дюрди, Дюрги и Гюрди.

К другим славянам имя Георгий тоже попало довольно рано (к католикам через посредство латинского Georgius), и поскольку фонетические ограничения в их языках на тот момент накладывались те же, что и в древнерусском, Georgius в них пережил схожие метаморфозы, на которые потом сверху наложились некоторые собственные фонетические особенности этих языков. Так, в современном польском это имя звучит как Jerzy /Éжы/, в чешском – Jiří /Йиржи/, в словацком и хорватском – Juraj /Юрай/, в словенском – Jurij /Юрий/. В польском и чешском оно, кстати, склоняется как прилагательное. Скажем, остров Кинг-Джордж по-чешски будет ostrov krále Jiřího, а по-польски – wyspa Króla Jerzego.

Перейдём к Егору. Это всё тот же Γεώργιος, фонетические сложности которого были решены иным образом. Просто переставляем начальные γ и ε местами, и у нас больше нет ни мягкого гь, ни зияния. С концом слова разбираемся так же, как в случае Юрия. Перед начальным э- автоматические появляется й-, и у нас выходит Егорей, сокращённо Егор, церковнославянизированно – Егорий. Встречается в памятниках и вариант Егоргий.

Вот характерный отрывок из послушной грамоты. Егорьев день и Юрьев день для автора этих строк – одно и то же, день святого Георгия (23 апреля и 26 ноября по старому стилю):

Да по князе ж Юрье Ивановиче кормити им в монастыре в году четыре кормы больших: на преставленье княж Юрьево августа в 3 день да на память его, на Никонов день марта в двацать третеи день, да на два Егорьева дни, на вешнеи да на осеннеи Юрьев день, докуды мир же стоит. [Послушная грамота арх. Чудова монастыря Левкию на село Васильевское с деревнями и починками в Повельском стане Дмитровского уезда (1554.10.22)]

Другие европейские языки тоже сражались со сложной фонетикой греческого имени, в результате чего оно видоизменялось, иногда довольно сильно. Так получились венгерское Дёрдь (György), немецкое Юрген (Jürgen), английское Джордж (George), итальянское Джорджо (Giorgio), испанское Хорхе (Jorge) и французское Жорж (George), от которого, кстати, образовано русское уменьшительное Жора. А название песни Đurđevdan /Джюрджевдан/ югославской группы Bijelo dugme значит «Юрьев день», поскольку Đurđe / Ђурђе – это сербский вариант имени Георгий.

1. Георгий и Григорий – разные имена.

2. Егор и Игорь – разные имена.

3. Георгий, Юрий и Егор с исторической точки зрения – одно и то же имя. Юрий и Егор появились в связи с тем, что оригинальный греческий Γεώργιος не соответствовал ограничениям, накладываемым древнерусской фонетикой. Но с точки зрения современного русского – это три разных имени.

Предыдущие посты на тему этимологии имён и фамилий:

Всякое лыко в строку?

Наткнулся тут на статейку с красивым названием: «Чем связаны текст книги и текстура ткани».

Начинается вполне себе за здравие: что раньше-де одежду делали с умом, что вся важная информация о человека туда зашивалась-вышивалась, и что текст и текстура слова однокоренные, и про красные обережные нити, и про красные строки в книгах. Прямо читаешь и радуешься — вот, о нужном заговорили, давно пора!

Но в четвёртом же абзаце начинается.

Что тут у нас? Подъехала наивная этимология? Что ж, заглянем в словари.

Old English stice «a prick, puncture, sting, stab,» from Proto-Germanic *stikiz (source also of Old Frisian steke, Old High German stih, German Stich «a pricking, prick, sting, stab»), from PIE *stig-i-, from root *steig- «to stick; pointed» (see stick (v.)). The sense of «sudden, stabbing pain in the side» was in late Old English.

Senses in sewing and shoemaking first recorded late 13c.; meaning «bit of clothing one is (or isn’t) wearing» is from c. 1500. Meaning «a stroke of work» (of any kind) is attested from 1580s. Surgical sense first recorded 1520s. Sense of «amusing person or thing» is 1968, from notion of laughing so much one gets stitches of pain (compare verbal expression to have (someone) in stitches, 1935).

c. 1200, «to stab, pierce,» also «to fasten or adorn with stitches;» see stitch (n.). Surgical sense is from 1570s. Related: Stitched; stitcher; stitching.

Самое важное я выделил. Корень слова stitch, *steig- (колоть, тыкать), пусть и созвучен русскому «стык», однако наше «тыкать» восходит к иной праиндоевропейской основе: *tek- «ткать».

Будь у авторки этого опуса более нежные до языка уши, она бы нашла правильное русское слово для этого примера. У слов стегать, застёгивать, стежок — именно то же происхождение, от *steig-.

В церковнославянском даже слово «одежда» звучало как «остегъ», то есть нечто застёгиваемое.

А так получилось пальцем в небо: и английское stitch к шитью и ткачеству стало относиться лишь в 13 веке, и стык не имеет с ним и со строчкой общих корней. Ерунда на постном масле, одним словом.

И опять (да-да, никогда не было и вот опять) эта «модная тенденция» хватать слово целиком, не деля его на морфемы.

А вот про букли-буквы уже что-то такое было. Помню-помню, было! Вот. Я даже это себе сохранял.

Вот что я тогда на эту тему писал: Букволожество и спутанность мыслей.

1. Буква — слово в русском неродное, пришло через греческий, по одной версии из иврита (исходный корень — КАВ — «черта»), по ряду других версий родственно дереву «бук».

2. Не удалось установить ни одной археологической находки БУКовых палочек с рунами.

3. Букля — «завиток волос на виске» — появляется в нашем языке из французского, а там происходит от латинского «щека».

Такие вот БУКАлицы.

И вот опять. Ну нет бы подыскать годные факты! Казалось бы, что проще? Достаточно взять происхождение английского «book» (и немецкого Buch тоже) — совершенно не таясь, учёные возводят происхождение этого корня к дереву бук (англ. beech, нем. Buche). Латинское же librum, от которого происходит английское library — библиотека и французское livre — книга, означает «внутренняя часть коры дерева». Оно же до сих пор в английском liber — луб, лыко. Происходит от праиндоевропейского *leub(h) — «драть».

Стоит тут же заметить, во избежание, так сказать, что созвучные же в латыни ему libra (весы) этого происхождения не имеют (там было слово *lithra-).

И латинское слово «свобода» (liber) тоже восходит к иной индоевропейской основе: *leudheros.

А как было бы красиво сказануть: «свободен = ободран, как липка»?

Но нет, liber — «свободный» даже склоняется иначе, чем liber — «лыко». У «лыка» в падежах сбегает «e» из второго слога, а у «свободного» остаётся.

Однако, наверное, на такую работу у «Лит-Про-Светы» не было заказа: нужно было всё притягивать к ткани, клубочкам и драным джинсам. Поэтому про бук в статье ни словечка, зато появляются БУКАлицы. Бука-лицы. Лице-буки? Facebook?

Ну, а многострадальный узбек Алишер Навои уже устал отмахиваться от мамкиных лингвистов, для которых он не Мелодичный (так переводится значение слова «Навои»), а Навитый.

Мамкиному лингвисту же что главное? «Слышу слово — лучше всех знаю смысл и происхождение. Что? У русских слов есть части-морфемы, которые нельзя смешивать? Это всё бред училки русского, чтоб было за что тройки ставить! Русские слова бьются в любом месте не любые удобные мамкиному лингвисту части. У-РА!»

Вот и получаются, прости-господи, навитые на навой Навои, задорные бога-тыри и прочее бесноватое лингвофричество.

И вот почему бы не взять нормальные факты, и не сказать правду? Что текст и текстиль — одного корня — ткать. Латинское textus — словесное единство.

Можно было бы даже вот этих вот ребят приплести:

Там даже было тайное общество ткачей и волшебный ткацкий станок, выдающий прямым текстом имена неугодных людей.

Но это же надо заниматься таким неприятным делом — мозг напрягать! Что-то искать, что-то компоновать, думать, в конце концов!

А напрягаться мозг не любит, другое дело — находить уже готовые, когда-то придуманные решения.

Заставить активно работать ассоциативные центры головного мозга человека крайне сложно. Даже при условии социального изобилия пищи, репродуктивном успехе и гарантированной доминантности невозможно убедить мозг начать активно тратить бесценные ресурсы организма.

На стороне «ленивого» мозга оказываются миллионы лет успешной эволюции, а на стороне рассудочной деятельности — запас ещё не съеденной пищи в холодильнике. Эта неравноценная борьба мотиваций обычно заканчивается в пользу древних аргументов, а творческое мышление остаётся редким явлением.

Благодаря накопленному личному опыту, социальным инстинктам и особенностям строения неокортекса люди выбирают наиболее выгодное интуитивное решение. Оно всплывает как-то само собой и моментально находит массу внутренних подтверждений. Далёкие от какой-либо логики и здравомыслия рассуждения формируют стройные последовательности , приводящие к очень искренним и дурацким поступкам.

Вот и получается ненаучное, недоделанное лингвофричество с БУКАлицами через СТРОЧку.

Один, един, Алёна, Елена

Попросил меня @arsdor прокомментировать данное утверждение:

Для того чтобы разобраться в этом вопросе, нужно знать об одном важном фонетическом изменении, отличающем восточнославянские языки (русский, украинский, белорусский) от западно- и южнославянских.

Речь идёт о переходе начального e— в определённых условиях в o-:

Комментарий: j произносится как й; болгарское е читается как э.

Теперь давайте посмотрим на это на диалектном материале, представленном в Общеславянском лингвистическом атласе (Выпуск №6 фонетико-грамматической серии, карта 6). На карте представлены формы слова «олень». Цветами обозначены гласные первого слога: зелёным e, красным o, синим a.

Разумеется, алень произносят в тех говорах, для которых характерно аканье, а в окающих сохраняется более старое произношение. Таким образом, синий и красный ареалы в исторической перспективе следует объединить. Картина получается довольно характерная: формы олень / алень характерны для почти всех восточнославянских говоров (есть лишь несколько пунктов, в которых мы находим полонизмы).

Действовал фонетический закон, по которому e— переходило в o-, в ту эпоху, когда наши предки позаимствовали из греческого слово ἐλάδιον «маслице». Вам оно известно как оладья.

Ещё более показательным примером являются скандинавские имена Helgi и Helga, которые в современном русском звучат как Олег и Ольга (начальное h— при заимствовании исчезло, поскольку у него не было аналога в древнерусском, см. пост об этом звуке в латыни).

Переходим к имени, вынесенному в заголовок поста. Как известно, вместе с христианством на Русь пришло большое количество имён греческого происхождения, включая Ἑλένη, которое на момент заимствования в греческом звучало как /элэни/. Окончание, понятное дело, поменяли на —а, чтобы можно было склонять. А начальное э— в народных говорах в полном соответствии с описанным выше законом перешло в о-, что даёт нам форму Олена:

В лѣто 6732. Създа Семен Борисович церковь камену святого Павла, и святого Семиона Богоприимца, и святого Констянтина и Олены. [ Новгородская Карамзинская летопись. Первая выборка (1400-1450)]

Олена – это Елена Равноапостольная, мать императора Константина Великого.

Затем в части восточнославянских говоров э переходит в о под ударением перед твёрдым согласным, что даёт нам форму Олёна. Наконец возникновение аканья приводит к появлению варианта Алёна. Обычно мы по-русски аканье на письме не отражаем, но есть и исключения (например, слова паром, калач и каракатица когда-то произносились как пором, колач и корокатица).

А форма Елена – церковнославянская, не подвергшаяся этим фонетическим изменениям, зато в ней появилось протетическое й— в начале. Долгое время Елена и Алёна воспринимались как варианты одного имени, причём второе как более народное, простое, ласковое:

Я часто заглядывала в бывшую сторожку, где жили Евгений Борисович, его жена Алена (Елена Владимировна, урожденная Шпет, внучка философа Шпета), их сын Петя, родившийся в ноябре 1958 г. [Зоя Масленикова. Близкие Бориса Пастернака (1968-2000)]

Схожая судьба была у имени Ирина. Оно тоже греческого происхождения (Εἰρήνη /ирини/ в современном произношении), и в древнерусский попало в двух вариантах – Ирина и Ерина. Второй мы находим в одном из списков «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона:

Къ сему же виждь благовѣрную сноху твою Ерину, виждь вънукы твоа и правнукы

Обращается Иларион к князю Владимиру, а Ерина/Ирина – это Ингигерда, жена Ярослава Мудрого. Как известно, при крещении принималось христианское имя, которое использовалось наряду с языческим. Иногда при выборе нового имени старались подобрать такое, которое начинается на тот же звук, что и старое. Так Владимир стал Василием, Ингигерда Ириной, а Ярослав Георгием.

Но это я отвлёкся. Ерина подверглась тем же изменениям, что и Елена. Гласный первого слога перешёл в о-, что дало форму Орина, которую мы находим в памятниках:

Се яз, Семен Парфенов, купил есми пожню Телятевскую у Орины у Ефимьевы жены да у ее детей у Федота да у Гриди, собе и своим детем впрок; завел им в перечьных. А дал есми на них рубль да четверть да овцю пополнка. А завод той пожне по старой завод, куды коса их ходила. [Семен Парфенов. Купчая Сем. Парфенова на пожню Телятевскую, купленную у Орины Ефимьевой (1430-1460)]

Затем аканье привело к появлению формы Арина, которая тоже довольно долго не теряла связи с Ириной. Так, 5 мая (по старому стилю) – день мученицы Ирины Македонской. В народном календаре – Арины-рассадницы.

А как быть с тем, что в русском есть не только один, но и единый, и значения этих слов отчасти пересекаются (Все для мечтательницы нежной в единый образ облеклись, в одном Онегине слились)?

Ларчик открывается просто: один – исконная русская форма, а единый – церковнославянизм. В памятниках мы можем найти массу примеров, когда единъ используется именно как числительное. Цитата из Повести временных лет:

Впоследствии, значения исконно и заимствованного слов разошлись, причём, как это обычно бывает, для церковнославянизма характерно значение более абстрактное.

А вот фамилия Есенин никак не связана с церковнославянским словом есень «осень». Она образована от формы Есеня, уменьшительной от Есип, то есть Иосиф.

P.S. Насчёт Ярослава-Георгия была не шутка. Поскольку в древнерусском языке не было мягкого гь, при заимствовании его заменили на й, и греческое имя Γεώργιος в древнерусском стало звучать как Юрий или Егор.

История славянских названий бумаги

В одном из своих предыдущих постов я разбирал выдумки украинских националистов, силящихся доказать, что русский – это не славянский язык. Одним из их аргументов было то, что по-русски бумага, а по-украински, белорусски, польски, словацки и чешски – папір, папера, papier и papír. То, что это бред, очевидно, однако история славянских названий бумаги довольно интересна, поэтому я решил посвятить ей отдельный пост (вдобавок меня просил об этом @Extinrebok).

1. Для начала предлагаю изучить карту из Общеславянского лингвистического атласа. Красным цветом обозначен ареал формы бумага, синим – папір и подобные, зелёным – хартия, фиолетовым – книга.

Комментарий 1: болгарский и боснийский материал по разным причинам вышел отдельно и перенесён на карту вручную мною.

Комментарий 2: материал для атласа был собран в 1965-1975 гг., и в настоящее время ситуация могла несколько измениться.

Заметьте, что ареал слова «бумага» далеко выходит за границы России, занимая большую часть Белоруссии и значительную часть Украины, что неудивительно, поскольку лингвистические границы редко совпадают с политическими.

Теперь разберём основные славянские названия бумаги по порядку.

Это слово появляется на Руси не позднее XIV века. В новгородской берестяной грамоте №138, датированной началом XIV века уже фигурирует слово бумажник «ватный тюфяк»:

Конечным источником, скорее всего, был персидский язык, а именно слово pambag «хлопок», которое в современном персидском звучит как پنبه /пэмбэ́/. Сложнее выяснить, когда и каким именно путём оно попало к нам.

Предположительно, праформа для бумаги – *bǫbaga, где ǫ – носовой о, который впоследствии перешёл в u. Диссимиляция б–б > б–м при заимствовании, в принципе, не является чем-то особенным, ср. феврарь > февраль, коридор > колидор и вельблуд > верблюд. Что интересно, в некоторых русских диалектах впоследствии произошёл обратный процесс, ассимиляция, и бумага стала звучать как гумага.

Если мы исходим из формы *bǫbaga, то это накладывает некоторые ограничения на время заимствования, поскольку носовые в древнерусском исчезли к середине X века, и после этого времени в таком виде слово бумага заимствовано быть не могло.

Фонетически и исторически наиболее предпочтительный вариант – через посредство какой-то формы вроде осетинского бæмбǽг «хлопок, вата» (осетинский, кстати, тоже язык иранской группы). Напомню, что предки осетин, аланы, до монгольского нашествия занимали сравнительно обширную территорию в Предкавказье и контактировали как с персами, так и с Русью.

Согласно альтернативной гипотезе, посредниками были крымские армяне. Армяне заимствовали персидское pambag в виде բամբակ /бамбак/ «хлопок». Армянская версия несколько хуже фонетически, да и столь старых заимствований из армянского в славянских языках, кажется, неизвестно (а вот старые иранизмы имеются).

Наконец, существует версия, что непосредственным источником русского слова было итальянское bambagia /бамбáджа/ «хлопок; вата», которое восходит к народнолатинской форме bombax, заимствованной из греческого βαμβάκιον «хлопок». А в греческий это слово попало всё из того же персидского pambag. Версия о греко-итальянском посредстве слаба как с точки зрения фонетики, так и в историческом плане (непосредственные русско-итальянские контакты начались сравнительно поздно).

3. История слова папір и подобных начинается в Греции. Греки словом πάπυρος /пáпюрос/ называли, как несложно догадаться, папирус. Этимология в данном случае не вполне ясна. Собственно греческим оно быть не может, и откуда-то заимствовано. Но сами египтяне так папирус не называли, у них было для этого несколько других слов. Существует гипотеза, что πάπυρος происходит от египетского слова pȝprʿ «царский» (ȝ и ʿ — особые звуки, а гласные в древнеегипетских надписях не передавались), поскольку с некоторого момента на папирус была введена монополия фараона.

У греков это слово в виде papyrus / papyrum заимствовали римляне, из латыни оно попало в большинство европейских языков. Как известно, после арабского завоевания из Египта в Европу перестал поступать сравнительно дешёвый папирус, и приходилось писать на дорогом пергамене. И когда из Китая пришла бумага, на неё было просто перенесено название старого писчего материала.

Немецкое Papier /папир/, заимствованное из латыни, попало к соседям немцев: словенцам (papir), чехам (papír) и полякам (papier /пáпер/), а уже от поляков к восточным славянам – украинцам и белорусам. Есть оно и в некоторых русских диалектах.

В русском литературном языке, кстати, тоже есть пара слов, образованных от этого корня. Во-первых, папироса, заимствованное из польского papieros /папéрос/ «сигарета». Во вторых, папье-маше – от французского papier mâché «жёваная бумага».

Зелёным на карте закрашен ареал распространённого у южных славян слова хартия. Это очевидный грецизм. В древнегреческом было слово χάρτης «лист папируса», заимствованное, кстати, в латынь в виде charta. Латинское слово широко распространилось в языках Европы, включая русский. Нам оно известно как «карта».

Почти во всех македонских диалектах и значительной части болгарских бумагу называют словом книга, что, конечно, является поздним дрейфом значения. По поводу этого слова долго кипели оживлённые этимологические дискуссии, заслуживающие отдельного поста, здесь же я ограничусь наиболее правдоподобной версией.

В отличие от прочих обозначений бумаги из этого поста «книга» встречается во всех славянских языках и может претендовать на праславянскую древность, однако фонетика формы *kъńiga подсказывает, что речь скорее всего идёт о заимствовании. Это неудивительно, ведь праславяне, по-видимому, не знали собственной письменности.

Давно отмечено сходство славянского слова с венгерским könyv /кёньв/ «книга» и эрзянским конёв «бумага». Вполне возможно, что все они происходят из одного источника. Славяне, венгры и эрзяне активно контактировали с тюрками и могли независимо друг от друга позаимствовать эти слова у них. В частности, у уйгуров засвидетельствовано словосочетание kuin bitig «свиток». Уйгурское слово заимствовано из китайского 卷 «свиток, книга», которое ранее читалось как kwén. Слабостью этой гипотезы является то, что уйгуры со славянами и венграми непосредственно не контактировали, а в прочих тюркских языках это слово неизвестно. С другой стороны мы очень мало знаем о древнебулгарском или аварском языках, а они как раз и могли выступить в роли источника славянского и венгерского слов.

В некоторых русских говорах бумагу обозначают словом грамота или грамотка. Здесь осуществился вполне понятный перенос названия с берестяных грамот на новый писчий материал. При этом само по себе слово грамота – грецизм. На первый взгляд, в нём тот же суффикс, что и в словах высота или чистота, однако корня *gram- в праславянском языке не было. Вдобавок, слово грамота представлено только в восточнославянских языках (если не считать сравнительно недавно заимствованных из русского болг. грамота, грамотен, польск. gramota, gramotny, чеш. gramotný).

Греческое слово звучало как γράμματα «буквы; письменность; надпись; умение читать и писать», и это множественное число от γράμμα «буква». Грамматика, диаграмма, программа, эпиграмма и грамм, кстати, от этого же слова, только это более поздние заимствования. Сюда же телеграмма и граммофон.

В свою очередь из русского заимствованы эстонское raamat «книга» и финское Raamattu «Библия».

Само греческое γράμμα образовано при помощи суффикса –μα от слова γράφω «пишу». Тот же суффикс можно найти во многих других словах, например, αἴνιγμα «загадка», ἀνάθεμα «проклятие», ἀξίωμα «ценность», ἄρωμα «пахучие травы», δέρμα «кожа», διάδημα «диадема», διάφραγμα «перегородка», δίπλωμα «сложенный документ», δόγμα «мнение», ἔμβλημα «вставка», θέμα «положение», ἰδίωμα «идиома», κλίμα «климатический пояс», κλύσμα «промывание», πλάσμα «изваяние», πρᾶγμα «дело», πρῖσμα «призма», πρόβλημα «трудность», ῥεῦμα «поток», σπέρμα «семя», στίγμα «клеймо, рана», σύστημα «сочетание», σχῆμα «вид», σχίσμα «раскол», χάρισμα «милость».

Краткое резюме (> – заимствование, -> – наследование):

1) среднеперсидское pambag «хлопок» > осетинское бæмбǽг «хлопок, вата» > древнерусское *bǫbaga «хлопок, вата» -> русское бумага.

2) древнегреческое πάπυρος «папирус» > латинское papyrus > немецкое Papier «бумага» > польское papier «бумага» > украинское папір «бумага».

3) древнегреческое χάρτης «лист папируса» > болгарское харти́я «бумага».

4) среднекитайское 卷 /kwén/ «свиток, книга» > некая тюркская форма > праславянское *kъńiga «книга» -> македонское и болгарское диалектное книга «бумага».

5) древнегреческое γράμματα «буквы» > древнерусское грамота -> русское диалектное грамота «бумага».

Аникин А. Е. Русский этимологический словарь. Выпуски 1–12. М., СПб., 2007–2018.

Beekes R., van Beek L., Etymological Dictionary of Greek, Leiden, Boston, 2010.

Etymologický slovník jazyka staroslověnského. Sešity 1–19. Praha, Brno, 1989–2018.

Источник