Как в Советском Союзе верующие храмы строили
Храм 40 Севастийских мучеников в Камышлове своим появлением обязан… борьбе советской власти с Церковью. Если бы советская власть с Церковью не воевала, то этого храма в городе никогда бы не было. Власти просто вернули бы верующим храм Покрова – памятник архитектуры XIX века, который стоял оскверненный и заколоченный, – и вопрос был бы решен. Но в расцвет брежневской эпохи такое было просто невозможно. Чтобы отвязаться от православных бабушек-просительниц, власти разрешили им купить маленький домик на окраине возле кладбища. В этом домике была оборудована первая при советской власти в городе настоящая действующая церковь, освященная в честь 40 Севастийских мучеников, куда несознательные советские граждане могли прийти и помолиться. Это был первый храм в моей жизни, куда мои родители привели своего сына-третьеклассника в далеком 1984 году. Разве тогда кто-нибудь мог представить, что из этой темной избушки на тихой улице по бабушкиным молитвам выйдет новый большой храм Севастийским мученикам, храм Покрова, храм Симеона Верхотурского в Обухово и часовня Александра Невского в центре города?
Некоторые до сих пор сомневаются в силе молитвы. Эта история для них. У тех бабушек из маленькой домовой церкви не было ни власти, ни денег, ни сил, чтобы победить атеистическую государственную систему. Была только молитва и вера, что милосердный Господь не оставит. И эти тихие, немощные, слабые старушки победили…
Чтобы зарегистрировать православную общину и открыть храм, верующие должны были брать разрешение в Москве, в Совете по делам религий. За этим разрешением бабушки из Камышлова ездили 18 раз.
О том, как это было, мне рассказала руководитель тех поездок, матушка Валентина, взяв с меня слово фамилии и отчества ее не упоминать. Иначе, говорит, никакого разговора не будет. «Бог меня знает как Валентину, и будет с того! А с корреспондентами я общаться и славы земной искать не собираюсь!» Сказала – как отрезала. Даром что маленькая и хрупкая, да еще одной руки нет, но в глаза посмотрит – и хочется по струнке встать. Но потом смеется как ребенок и одной рукой чаю мне подливает и земляничным вареньем кормит.
– Обычно в Москву мы ездили с нашим алтарником Игорем Балабановым, который тогда только пришел из армии, а сейчас известный протоиерей. В тот раз на руках были подписи, которые для нас на вес золота, и решили, что надо ехать большим числом. Отец Владимир благословил восьмерых добровольцев. Меня поставил старшей. Благословились – и на поезд. Тетради с подлинниками в одном месте, машинописные копии в другом.
К местной уполномоченной по делам религий Галине Зайковой отец Владимир пришел, когда получил от нас телеграмму, что мы благополучно добрались до Москвы. Пришел, руками разводит: «Пока я был в Талице, мои камышловские прихожане куда-то в Москву уехали. Может быть, в Троице-Сергиеву Лавру, преподобному Сергию помолиться».
На электрички билеты не продают, в вагон пускают только с паспортом. Как добраться до Москвы?
А в столице в это время проходил Международный фестиваль студентов и юношества. Всех неблагонадежных и просто несимпатичных людей из Москвы, как во время Олимпиады, в срочном порядке вывезли. А у нас из молодых и симпатичных только Игорь. Мне уже за сорок, остальные просто бабушки в платочках. Доехать нам дали только до Владимира, дальше поезд не шел. Мы выходим на перрон, впереди неизвестность. Голодные, усталые, одни в чужом городе, никого не знаем, идти некуда, и того гляди арестуют. На электрички билеты не продают, в вагон пускают только с паспортом. Как бабушка из Камышлова объяснит, что ей до зарезу нужно в Москву?
Мы в одну кассу, в другую – везде отказ. Что делать? Стали молиться. «Да воскреснет Бог», «Богородице, Дево», Символ веры и 90-й псалом. Господи, помоги! И вдруг мне мысль на сердце пришла: брать билеты нужно в Новогиреево, где у меня сестра живет. Это не Москва, да и звучит вполне по-деревенски, так что бабушка в платочке подозрения не вызовет.
Нам с Игорем пришлось разыграть целый спектакль с переодеванием. Один раз я подойду за билетом с распущенными волосами, другой раз – с заколотыми. То кофту надену, потом иду в блузке с брошкой. Игорь один раз купит билет с видом студента в футболке, другой – как рабочий в пиджаке.
Когда билеты купили, нужно в вагон садиться, а у нас прописка даже не из Московской области! И в разные вагоны нам нельзя. Если наших бабушек где-нибудь на полустанке вдруг высадят – как их искать? До сих пор не знаю, как нас в электричку пустили. Расселись по разным местам, раздельно. Нам нельзя было, чтобы нас досматривала милиция – драгоценные подписи на храм везем! Одно остается – молитва. И хотя по вагонам постоянно милиционеры и разные проверяющие ходили, к нам за все время никто ни разу не подошел! Я сидела с «Роман-газетой» в руках, внутри лежал молитвослов. Пресвятая Богородица нас хранила, и до Москвы мы доехали без приключений.
Совет по делам религий находился на Смоленской площади в двухэтажном особняке с огромными лестницами, тихими кабинетами и сотрудником КГБ на входе. Здесь работали так, чтобы ты навсегда забыл дорогу сюда. И надо заметить, свое дело они знали хорошо. Вежливый сотрудник на входе часто выдворял людей раньше, чем они попадали в тихие кабинеты наверху. Если выпроводить посетителей сразу не получалось, он незаметно нажимал кнопку, и сверху прибегал инспектор по фамилии Подшебякин. Это был более профессионально подготовленный сотрудник, чьей задачей было ласково, без ругани и эксцессов, поговорить с просителями, но так, чтобы они оказались за дверями. В советском государстве, где религия была под запретом, никаких религиозных проблем у граждан не должно было быть в принципе, а если проблемы все же появлялись, значит, кто-то плохо работает и кому-то грозил партийный выговор, а то и похуже.
Он посмотрел на часы. Пятница, вечер, конец рабочего дня. А может, их того, взашей?
Когда первый сотрудник остановил нас на входе, я стала спокойно объяснять и ждать Подшебякина. Тот прибежал и потащил нас в какой-то темный коридор, где завел свою обычную пластинку про «вам не сюда», «вам к Патриарху». Я его на полуслове оборвала, показала пачку подписей. Он коршуном в них вцепился, а я говорю: «Пожалуйста, это копии, оригиналы у нас!» У товарища Подшебякина на лице появилось растерянное выражение. Он посмотрел на часы. Пятница, вечер, конец рабочего дня. А может, их того, взашей? И вот нам говорят, что сегодня приема уже не будет, и выставляют за дверь.
Мы снова на улице, стоим, молимся. И тут мне пришла мысль, что нужно пойти в ЦК партии на Лубянку. Спускаемся в метро. На площади Дзержинского я бабушек на скамеечку усадила, а сама осталась наверху высматривать какого-нибудь чиновника, чтобы с ним в ЦК пройти. Смотрю: какой-то важный хорошо одетый товарищ с портфелем из телячьей кожи. Я к нему. Он оглядел меня с ног до головы, но сжалился: «Я в министерство опаздываю, но провожу!»
Приходим мы с нашими бабушками в ЦК партии. Милиционер на входе, который, скучая, брючки чистил, даже в лице при нашем появлении переменился. Но выставить нас я ему уже не дала. Быстренько бабушек по креслам в фойе рассадила, а они у нас старенькие, ну не вытолкают же нас – иностранцы кругом! Я дожидаюсь какого-то секретаря и хорошо поставленным голосом начинаю рассказывать ему о вопиющих нарушениях партийной политики в вопросах отношения к Церкви и религии. Надо было видеть его лицо! Через пару минут откуда ни возьмись появляется вежливый сотрудник в штатском. Я ему все объясняю, показываю подписи. Он все сразу понимает и быстро уходит куда-то наверх. И возвращается с выписанным пропуском на восемь человек!
Выходные мы переночевали у моей сестры, а в воскресенье съездили в Богоявленский, помолились у Казанской и отправили нашим в Камышлов телеграмму: «Погода нелетная. В понедельник идем к начальнику аэропорта». Чтобы, значит, молились усердней: завтра все решится.
Тут я стала говорить ему о праве советского человека на исполнение своих религиозных потребностей, которое записано в Конституции. А как же это право реализовывать, если вы у верующих все храмы забрали? Если мы молимся в маленькой избушке на окраине, где от тесноты в обмороки падаем? А среди наших прихожан не какие-нибудь темные несознательные личности, а ветераны войны, фронтовики, передовики производства, известные уважаемые труженики? И подписи ему протягиваю. Он подписи посмотрел, сказал, что вопрос с передачей храма одними подписями не решается. А вот храм 40 Севастийских мучеников расширить они нам разрешат. Сколько вам нужно пристроить? Сто, двести, триста квадратных метров? Пожалуйста!
Вернулись мы домой, конечно, радостные. Власти, которые к храму бульдозеры гоняли и отца Владимира с нашими бабушками давить собирались за самовольное строительство, от нашего батюшки отвязались.
Власти все входы в храм досками заколотят – мы оторвем, залезем и молимся. Молимся и плачем
Но храм-то Покровский не отдали. И отдавать не собираются. А мы каждую неделю туда ходим, акафист Покрову читаем, молимся Пресвятой Богородице, чтобы вразумила и помогла. Власти все входы и выходы досками заколотят – мы оторвем, залезем и молимся. Внутри на святом месте – грязь, мрак, фрески с выколотыми глазами – мерзость запустения. Мы молимся и плачем, молимся и плачем…
Милиция нас ловила. Увозили на «воронке» в отделение в наручниках, составляли протокол, ругали, увещевали. И тогда нам с отцом Владимиром пришла идея обратиться к кому-нибудь из известных в стране правозащитников или иностранных священников, которые могли бы помочь вернуть нам Покровский собор. Среди московских православных друзей я знала нескольких человек, которые такими вопросами занимались. И я отцу Владимиру об этом сказала. Он мне в глаза смотрит и говорит: «Ты понимаешь, что если тебя власти арестуют, чем тебе это грозит? Это будет уже антигосударственная деятельность, и сядем мы с тобой надолго! Это все, мать, не шутки! Может, даже пострадать придется!» А я говорю: «Как благословите!»
Уже через два месяца на переговорах между советским правительством и правительством Французской Республики был поднят вопрос о преследовании верующих в СССР на примере храма Покрова из маленького уральского городка Камышлова. Между двумя странами должны были быть подписаны какие-то важные экономические соглашения, и французы использовали эту историю в качестве давления на советское правительство. Французам сказали, что это какое-то недоразумение, и вопрос о передаче Покровского собора верующим решили в течение одного дня.
Последствия свалились на нас незамедлительно. Разгневанный начальник Свердловского КГБ позвонил владыке Платону и сказал, что если он попа Зязева не спрячет, который за этим наверняка стоит, то через три дня может больше его не искать. Так прямо и сказал. Владыка позвонил отцу Владимиру: «Я опасаюсь за вашу жизнь, немедленно приезжайте ко мне!» Отца Владимира убрали с глаз подальше на глухой приход, а мне пришлось из Камышлова на несколько лет уехать. О чем нисколько не жалею, потому что милостью Божией я объехала 34 епархии, побывала во множестве монастырей и святых мест по всей стране, где встретила множество замечательных батюшек и верующих людей. Слава Богу за все!
Строительство церквей в ссср
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
А Вы слышали про такие. Вот некоторые из них:
1921 г. Старообрядческая церковь Николая Чудотворца у Тверской заставы, Москва:
1925 г. Церковь Флора и Лавра, Хредино, Струго-Красненский район, Псковская область:
1926 г. Церковь Параскевы Пятницы, Великодворье, Гусь-Хрустальный район, Владимирская область:
1926 г. Церковь Успения Пресвятой Богородицы, Войново, Меленковский район, Владимирская область:
1926 г. Церковь Успения Пресвятой Богородицы, Щелково, Кимрский район, Тверская область:
1936 г. Церковь Казанской иконы Божией Матери, Тосно, Тосненский район, Ленинградская область:
1946 г. Храм Михаила Архангела, Магнитогорск:
1946 г. Церковь Симеона Верхотурского, Саракташ, Оренбургская область:
1947 г. Собор Воскресения Христова, Бишкек, Киргизия:
1956 г. Церковь Спаса Преображения, Айкино, Усть-Вымский район, Республика Коми:
1957 г. Церковь Николая Чудотворца в Бирюлеве, Бирюлево Западное, Москва:
Edited at 2013-06-27 19:33 (UTC)
Простите, что так затянул с ответом. Конечно, сохранились фотографии. Вот:
Но должен повториться: Феодоровская церковь фактически построена до революции, т.е. к 17-му году все внешние работы и значительная часть внутренних были завершены, а после только доделывали по мелочам и освятили.
Edited at 2013-07-11 23:08 (UTC)
Edited at 2013-06-27 16:03 (UTC)
Ну да. Под каким соусом, интересно, строили бы тогда большевики церкви-то.
Церкви советского периода в столице: истории уникальных построек
В советский период в столице сломали сотни храмов. Атеистическая власть несколько раз начинала крестовые походы против культовых построек. Но было два исключения: почти детективная история строительства храма в Бирюлеве за одну ночь и возведение старообрядческой церкви в византийском стиле в самом центре города. О них рассказывает сетевое издание M24.ru.
Новгородская старина на Белорусской
Фото: Андрей Агафонов/sobory.ru
Старообрядческую церковь Святителя Николы Чудотворца у Тверской заставы ежегодно видят миллионы москвичей и гостей столицы, однако ее история остается малоизвестной, а туристические маршруты обходят ее стороной. Между тем этот уникальный храм – единственный в Старой Москве, построенный уже в советское время. Стоит он на площади у Белорусского вокзала.
Изначально церковь располагалась на стрелке Бутырского вала и Лесной улицы, от нее отходили несколько проездов, ныне не существующих.
Хороший вид на белый храм открывается с Тверского путепровода. Если подойти поближе к постройке и приглядеться, можно заметить, что пешеходные дорожки между зданиями офисного центра за церковью как будто расходятся от нее лучами. Храм выступает градоформирующим объектом этой части площади. Так было и при постройке 90 лет назад.
В 1905 году, после значительных социальных волнений по всей империи, потом названных Первой русской революцией, вышел указ «Об укреплении начал веротерпимости». Он легализовал положение русских старообрядцев, в частности, разрешил им строить церкви.
В 1914 году архитектор Антон Гуржиенко спроектировал церковь заново, уже в стиле древненовгородской архитектуры (даже колокольня Никольской церкви походит на звонницу). Прообразом служит церковь Спаса на Нередице византийского стиля 1198 года постройки, расположенная рядом с Великим Новгородом.
На постройку храма ушло семь лет.
Что такое звонница
Изначально сооружение башенного или стенообразного типа около церкви для подвешивания колоколов. Характерна для псковской и новгородской архитектуры до XVII века.
Архитектурная параллель звоннице – польская dzwonnica, обозначающая башенную или стенообразную постройку для колоколов костела.
Существует гипотеза о том, что в первые годы своего правления большевики якобы заигрывали со старообрядцами, бывшими при императорской власти гонимым религиозным меньшинством. Поэтому, мол, и разрешили достроить здание.
Скорее всего, дело обстояло иначе: советская власть одинаково преследовала все религиозные течения. Председатель общины храма Николы Чудотворца Александр Антонов рассказал: «На наш храм сначала не обратили внимания. Строят что-то там и строят. Зато через 20 лет отыгрались: храм был закрыт и в 1942 году частично сломан».
В дальнейшем помещения использовались под мастерские скульпторов. Здесь скульптор Орлов работал над созданием монумента Юрию Долгорукому. Сегодня церковь возвращена верующим и восстановлена.
Деревянное чудо в Бирюлеве
Фото: Андрей Агафонов/sobory.ru
В Древней Руси нередко возводили всем миром небольшие деревянные церкви «обыденкой». Это значило, за один день. В 1957 году верующим подмосковного поселка Бирюлево тоже пришлось построить храм за одну ночь.
По «сарафанному радио» весть разнеслась по всему поселку и близлежащим населенным пунктам. Результатом народного «краудсорсинга» стала достройка сторожки с комнатами до настоящего храма, перекрытого общей крышей, с крыльцом и колоколенкой. Возведение храма длилось всего одну ночь. Комиссии не осталось иного, кроме как зафиксировать наличие церкви.
С тех пор не имеющий архитектурных аналогов храм Николая Чудотворца не закрывался.
Через три года Бирюлево вошло в состав столицы. В наследство от народного строительства Москве досталась запутанная система коридоров и комнат и внешняя тесовая обшивка, словно у сельского клуба.
Советские церкви Руси
Фото: Михаил Ильин/sobory.ru
Бывали и случаи перевозки церквей. Например, в 1927 году на место сгоревшей церкви в село Рыжево Егорьевского уезда перевезли деревянный храм Введения Пресвятой Богородицы из подмосковного села Люблино-Дачное (сейчас московский район Люблино). Финансировал перевозку купец Семен Собакин. Правда, это практически единственный в московском регионе случай перевозки церкви после революции 1917 года.
Кстати, из-за этого случая столичный район лишился незаурядного образца архитектуры, который спроектировал и построил в 1872 году председатель Московского Архитектурного общества Николай Шохин. Дело в том, что установленная в Люблино церковь была единственным экземпляром неудавшегося проекта возведения сборно-разборных деревянных храмов для отдаленных областей Империи. Их предполагалось доставлять в разобранном виде по железной дороге и собирать на месте.