Moscow.org городской портал Москвы
Архитектор Алевиз Старый в историю как Алевиз Фрязин, Алевиз Миланец или просто Алевиз. Настоящее имя этого итальянского зодчего – Алоизо де Карезано (Каркано). Он работал в России с конца 15 по начало 16 века. Это был первый архитектор по имени Алевиз. Который прибыл в Москву из Италии. Считается, что в Москве он строил приблизительно до 1520 года.
По мнению исследователей, Алевиз Фрязин (Старый) стал руководителем кремлевского фортификационного строительства вместо Пьетро Антонио Солари (Петра Фрязина), умершего в 1493 году.
Спустя десять лет после него в Москве появился еще один итальянской зодчий по имени Алевиз, его прозвали Новым. Часто происходит путаница из-за одинаковости имен этих архитекторов, а по поводу авторства некоторых сооружений ученые до сих пор не нашли общего мнения.
Из летописей известно, что с 1494 по 1499 годы Алевиз Старый достраивал оборонительные укрепления Московского Кремля, а в 1499-1508 годах занимался постройкой Большого Кремлевского дворца и кремлевских стен от дворца до Боровицкой башни. В период с 1508 по 1519 годы этот зодчий возводил кремлевские стены и башни со стороны реки Неглинной. Троицкая башня Кремля – также его работа.
В этих же летописях говорится, что в 1499 году великий князь Василий III «велел заложити двор свой, полаты каменыа и кирпичныа, а под ними погребы и ледники, на старом дворе у Благовещениа, да стену камену от двора своего до Боровитскиа стрелници; а мастер Алевиз Фрязин от града Медиолама» (под Медиоламом подразумевался Милан). В 1508 году дворец был достроен, и князь Василий III перебрался в новую резиденцию.
В 1514 году великий князь повелел построить в Москве одиннадцать новых церквей. Их автором также долгое время считали Алевиза Старого. В середине 70-х годов 20 века ученые поставили под сомнение не только то, что эти церкви были возведеня Алевизом Старым, но и то, что он руководил постройкой Большого Кремлевского дворца, приписывая эту работу Алевизу Новому.
На сегодняшний день, после тщательного изучения имеющихся данных, историки пришли к мнению, что все постройки, упоминавшиеся в летописях как алевизовские, действительно возводил Алевиз Старый, а церкви, выстроенные после 1514 года – это уже работа Алевиза Нового.
Последняя известная работа Алевиза Старого — это строительство кремлевских укреплений, которое, как упоминалось выше, было закончено в 1519 году. Затем след мастера затерялся, и судьба его неизвестна.
Алевиз Старый
Со смертью Пьетро Антонио Солари незаконченное строительство Кремля оказалось без опытного руководителя. Иван III в том же 1493 г. посылает в Венецию и Милан послов Мануила Ангелова и Даниила Мамырова за «стенными и палатными мастерами». В 1494 г. они привезли, судя по итальянским источникам, из Милана трех мастеров: Алоизио да Каркано – стенного мастера и инженера, Михаила Парпалоне – кузнечного мастера и Бернардина из Боргаманеро – каменотеса. От них на родину приходили хорошие вести. Алоизио да Каркано был обласкан Иваном III, который подарил ему восемь собственных одежд и изрядную сумму денег, высказав при этом пожелание, чтобы тот построил ему замок наподобие миланского. Письмо, из которого мы почерпнули эти подробности, датировано 19 ноября 1496 г. и хранится в Миланском городском архиве.
Ничего не известно о судьбе двух остальных мастеров, упоминаемых в итальянских источниках. Но Алоизио да Каркано, известный в русских летописях под именем Алевиза Старого, долго смущал историков Кремля. Ему приписывали целый ряд сооружений, которые ни по времени, ни по архитектурным формам не могли принадлежать ему. Это продолжалось до 20-х годов нашего века, когда советский ученый Н. А. Эрнст в своей книге «Бахчисарайский ханский дворец и архитектор великого князя Ивана III Фрязин Алевиз Новый», изданной в Симферополе в 1928 г., поставил все на свои места. Оказывается, в Москве работали два Алевиза: уже упомянутый нами Алевиз Старый и Алевиз Новый, появившийся в Москве спустя десять лет, в 1505 г.
О первом Алевизе нам ничего не известно. Но судя по той части кремлевской стены (северо-западной), которую Алевиз Старый возвел, он был прекрасным, смелым инженером.
После смерти Пьетро Антонио Солари осталась незаконченной северо-западная сторона кремлевских стен, вдоль русла реки Неглинной. В первой половине XIX века Неглинную заключили в трубу и на этом месте разбили Александровский сад. В конце XV века это была речка с часто менявшимся от ливневых вод руслом и заболоченной поймой, подступавшей вплотную к крутым склонам Боровицкого холма. Прежде чем приступить к возведению стен, необходимо было укрепить ползучий грунт, заложить прочный фундамент, который сможет выдержать тяжесть стен и массивных башен. Это и было поручено Алевизу Старому. Однако из-за опустошительного пожара 1493 г. к работам удалось приступить только весной 1495 г. Летопись сообщает под этим годом, что Иван III «заложи стену градную… возле Неглинны, не по старой, города прибавиша».
При раскопках 1965 г. здесь были обнажены основания стен я выяснилось, что Алевиз Старый вдоль обрывистого берега Неглинной перебросил арочные перемычки, которые сровняли неровности почвы, и только затем начал возводить стены. Алевиз Старый спрямляет стену западного фасада крепости и выводит ее на одинаковую высоту, а длинные прясла опирает на прямоугольные башни. Причем в центре этого фасада создается целый комплекс крепостных сооружений – Троицкая проезжая башня, отводная стрельница, каменный мост на девяти арках через Неглинную и еще одна башня – барбакан, защищающая мост и получившая название Кутафья.
Если провести на плане Кремля черту от Спасской башни к Троицкой, то окажется, что они стоят друг против друга на одной прямой, образующей одну из сторон равностороннего треугольника. Здесь сказался все тот же рационализм архитектуры кватроченто, который заложен и в общей композиции кремлевской цитадели. Значение Троицкой башни для западного фасада Кремля такое же, как Спасской – для восточного. Именно поэтому зодчий, надстраивавший в XVII веке обе башни, придал их шатровым завершениям почти одинаковое декоративное убранство.
Алевизу Старому летопись приписывает также сооружение в 1499 г. дворца для великого князя Ивана III рядом с Благовещенской Церковью и внутренней каменной стены от дворца до Боровицких ворот. Возможно, он осуществил и ряд инженерных работ по укреплению оборонной мощи Кремля со стороны Красной площади. Но тут в источниках начинается путаница, и кому из Алевизов следует приписать эти работы, не совсем ясно. Ни одно из творений инженерного мастерства Алевиза Старого, за исключением северо-западной стены Кремля, не дошло до наших дней.
Башни Троицкая к Кутафья. Алевиз Старый. 1495—1499
Арсенальная башня Кремля. Пьетро Антонио Солари. 1192
Биография Алевиз Фрязин
У этого термина существуют и другие значения, см. Алевиз.
Алеви́з Фря́зин
(
Алеви́з Ста́рый
,
Алеви́з Мила́нец
, итал. Aloisio da Milano, также иногда просто
Алевиз
; XV век — XVI век) — итальянский архитектор
Алои́зио да Кареза́но (Карка́но)
, работавший в России в конце XV — начале XVI века. С 1494 по 1499 годы достраивал укрепления Московского кремля, в 1499—1508 годах строил Большой Кремлёвский дворец и стены от дворца до Боровицкой башни, в 1508—1519 годах работал над стенами, башнями и рвами Кремля со стороны реки Неглинной, в том числе над Троицкой башней.
Это первый архитектор по имени Алевиз, прибывший в Москву из Италии (прибывшего через десять лет называют Алевизом Новым).
Биографические данные
Летописи под 1494 годом сообщают про Алевиза Старого: «Того же лѣта пріидоша послы великого князя на Москву Мануйло Аггеловъ Грекъ да Данило Мамыревъ, что посылалъ ихъ князь великій мастеровъ для въ Венецію и въ Медіоламъ; они же приведоша на Москву Алевиза мастера стѣннаго и полатнаго и Петра пушечника и иныхъ мастеровъ»[1]. Как установили современные итальянские исследователи, речь идёт об Алоизио да Карезано (Каркано)[2].
Вероятно, Алевиз сменил умершего в 1493 году Пьетро Антонио Солари и с 1494 по 1499 годы был руководителем кремлёвского фортификационного строительства[3].
Следующее летописное упоминание об Алевизе Старом связано с тем, что в 1499 году «Тоя же весны, мѣсяца Маіа; князь великій велѣлъ заложити дворъ свой каменъ, полаты каменыа и кирпичныа, а подъ ними погребы и ледники, на старомъ дворѣ у Благовѣщеніа, да и стѣну камену отъ двора своего до Боровитцкіа стрѣлници; а мастеръ Алевизъ Ѳрязинъ отъ града Медіолама.»[4]. Это строительство было завершено к 1508 году, когда Василий III переехал в построенный дворец[5]:8. То, что речь здесь идёт именно об Алевизе Старом, подтверждается упоминанием города Медиолама (Милана).
В 1504 году в Москву прибыл Алевиз Новый.
В 1508 году «Тоя же весны князь великій Василей Ивановичь вкруз града Москвы повелѣ ровъ дѣлати каменіемъ и кирпичемъ и пруды чинити вкруз града повелѣ Алевизу Ѳрязину.»[5]:8. Летописи приводят и более конкретные сведения об этих работах, начавшихся в 1507 и оконченных в 1519 году, — строились стены, башни, плотины и ров вдоль реки Неглинной.
НА СТРАНИЦУ «НАУЧНЫЕ ТРУДЫ»
НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА
НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПАМЯТНИКОВ АРХИТЕКТУРЫ
глава 1: вопросы датировки памятников Александровской слободы XVI века
глава 2: реконструкция церкви Алексея митрополита
глава 3: вероятный автор памятников архитектуры александровской слободы 1510-х годов
ГЛАВА 4: происхождение шатрового зодчества
ПРИЛОЖЕНИЕ: Вольфганг Вольфгангович Кавельмахер
часть 1: В.в. Кавельмахер – историк архитектуры и реставратор
Часть 2: БИБЛИОГРАФИЯ В. В. КАВЕЛЬМАХЕРА
Часть 3: НЕМНОГО О МОЕМ ОТЦЕ (воспоминания о В.В.Кавельмахере)
Часть 4: НЕКРОЛОГ В. В. КАВЕЛЬМАХЕРА
вероятный автор памятников архитектуры
александровской слободы 1510-х годов
В гл. 1 мы не раз отмечали, что до 1990-х годов первым древнерусским каменным шатровым храмом считалась церковь Вознесения в Коломенском (рис. 35), имеющая бесспорную летописную дату (окончание строительства в 1532 году1).
Архитектор этой церкви однозначно не установлен. С.С.Подъяпольский, посвятивший этому вопросу специальное исследование2, полагал, что им был Петрок Малый (Петр Фрязин). Этот вывод был сделан на основании наличия временной лакуны между вероятным приездом зодчего в Москву в 1528 году3 и началом строительства Китай-города в 1534 году4. Соответственно, исследователь датировал храм Вознесения 1529–1532 годами5.
Рис. 35. Церковь Вознесения в Коломенском.
В гл. 1 мы видели, что первым каменным шатровым храмом на Руси была церковь Троицы в Александровской слободе (1510-е годы). Теперь возникает вопрос, можем ли мы определить зодчего, построившего Троицкую церковь, хотя бы с такой же вероятностью, с которой С.С.Подъяпольский определил для церкви Вознесения авторство Петрока Малого.
О мастерах дворцово-храмового комплекса 1510-х годов в Слободе В.В.Кавельмахер писал следующее:
– «закончив в 1508 году свой московский двор, Василий III перебросил освободившиеся строительные кадры в Слободу»;
– «укрепленный комплекс Государева двора (в Слободе – С.З.) был возведен сразу после окончания Большого Кремлевского дворца в Москве итальянскими зодчими Василия III и строился около пяти лет – с 1508–1509 по 1513 г.»;
– «закончив свой загородный дворец, Василий III отпустил дорогих итальянских резчиков домой, а архитекторов задержал на службе и с ними обстраивал Москву и провинцию»6.
Про то, что авторство в отношении храмов Слободы 1510-х годов принадлежит одному из архитекторов итальянского происхождения, известных под именем Алевиза, исследователь не писал, хотя этот вывод с высокой вероятностью следует из следующих фактов:
– в 1508 году Алевиз Фрязин окончил работу над московским великокняжеским дворцом, а Алевиз Новый – над Архангельским собором7 (вопрос о личностях и постройках обоих зодчих мы подробно рассмотрим в п. 3);
– в 1513 году в Александровской слободе был завершен великокняжеский дворец и освящен Покровский собор;
– в 1514 году великий князь повелел одному из Алевизов возвести в Москве 11 церквей, в том числе собор Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре и церковь Благовещения в Старом Ваганькове8.
Вряд ли такая взаимоувязанная цепочка дат и построек могла оказаться случайным совпадением. Мы уже отмечали, что авторство Петрока Малого в отношении церкви Вознесения в Коломенском С.С.Подъяпольский выводил лишь из временной лакуны между вероятным приездом зодчего в Москву в 1528 году и началом строительства Китай-города в 1534 году9.
Но что касается храмов Александровской слободы, то С.С.Подъяпольский возражал против предположения об их возведении итальянскими зодчими, так как, по словам исследователя, «в архитектурном отношении все это слеплено настолько бессистемно и настолько несовместимо с четкостью геометрической структуры, свойственной архитектуре Ренессанса, что совершенно непонятно, как можно даже гипотетически приписать собор творчеству итальянского архитектора»10.
С этими наблюдениями С.С.Подъяпольского трудно не согласиться. Но являются ли позиции В.В.Кавельмахера и С.С.Подъяпольского взаимоисключающими? Ведь и В.В.Кавельмахер писал, что Троицкая церковь «неуклюже-наивна», имеет «нелепый план», а конструкция ее шатра «парадоксальна»11.
К сожалению, господство в истории архитектуры последней четверти XX века теории П.А.Раппопорта, предписывающей отслеживание переходов строительных артелей в полном составе (от зодчего до рядовых каменщиков)12, создало абсолютно неверный стереотип: архитектору «полагалось» переезжать во главе своей артели со стройки на стройку и лично вникать во все тонкости строительной реализации своего здания. Соответственно, любые огрехи (тем более «наивность») исполнения исключали авторство высококвалифицированного зодчего (тем более такого уровня, как Алевиз).
Но на самом деле зодчий ни в коем случае не был обязан постоянно присутствовать на стройке: его основными задачами были разработка проекта и получение у ктитора средств на его реализацию13. А в данном случае ктитор храмов Александровской слободы – Василий III – находился в Москве и «вошел» в свой двор в Слободе только в 1513 году14.
Следовательно, и Алевиз, если он был автором памятников Слободы 1510-х годов, все равно должен был постоянно находиться при великокняжеском дворе. Отсутствие Алевиза в свите великого князя могло привести и к проблемам с финансированием проекта, и к потере должности придворного зодчего, за которую во все времена приходилось постоянно бороться.
Таким образом, Алевиз мог либо изредка приезжать в Александровскую слободу во время строительства, либо даже впервые увидеть свои храмы уже построенными, «войдя» вместе с Василием III в Слободу в 1513 году. А до этого по его проекту работали подрядчики и исполнители (как мы показали в п. 4 гл. 1, преимущественно местные), способные допускать любые ошибки – в том числе и те, на которые указывали В.В.Кавельмахер и С.С.Подъяпольский15.
Следовательно, окончание Алевизами в 1508 году работы в Кремле, завершение великокняжеского дворцово-храмового комплекса в Слободе в 1513 году и поручение Василия III в 1514 году одному из Алевизов построить 11 церквей дают нам достаточные основания для того, чтобы полагать: автором храмов Покрова, Троицы, Успения и Алексея митрополита в Александровской слободе является один из итальянских зодчих, известных под именем Алевиза.
И, несмотря на ряд имевших место незначительных технических огрехов, Василий III остался доволен работой зодчего – это доказывается тем, что великий князь в 1514 году поручил ему строительство одиннадцати новых храмов.
Замысел великокняжеского дворцово-храмового ансамбля в Слободе полностью соответствовал масштабам любого из Алевизов – одновременное возведение очень большого для того времени комплекса построек, абсолютно уникальных, непохожих одна на другую, но при этом объединенных единым «загородным» стилем (в отличие от «столичного» стиля, реализованного в Большом Кремлевском дворце и Архангельском соборе).
И неудивительно, что в дальнейшем наряду с такими замечательными произведениями итальянских зодчих, как кремлевские Успенский и Архангельский соборы, примером для многочисленных подражаний (зачастую затмевающих оригинал) стала первая каменная шатровая церковь – Троицкая16.
Исследуем вопрос, кто из двух зодчих итальянского происхождения, известных под именем Алевиза, строил храмы Александровской слободы.
Прежде всего посмотрим, что нам известно об этих мастерах. Того из них, кто прибыл в Москву первым, традиционно называют Алевизом Фрязином, Алевизом Старым либо просто Алевизом; прибывшего через десять лет – Алевизом Новым. Но, как мы вскоре увидим, нечеткость в именовании первого из Алевизов приводит к нежелательным контаминациям, поэтому мы будем однозначно называть его Алевизом Старым – в отличие от Алевиза Нового.
Про Алевиза Старого летописи под 1494 годом сообщают следующее: «Приидоша послы великого князя на Москву, Мануйло Аггелов Грек да Данила Мамырев, что посылал их князь великий мастеров для в Венецию и Медиолам; они же приведоша на Москву Алевиза мастера стеннаго и палатного и Петра пушечника и иных мастеров»17. Как установили современные итальянские исследователи, речь здесь идет об Алоизио да Карезано (Каркано)18.
Что строил в Москве Алевиз Старый с 1494 по 1499 годы, нам неизвестно, но убедительной выглядит версия В.П.Выголова19: он сменил умершего в 1493 году Пьетро Антонио Солари на посту руководителя кремлевского фортификационного строительства.
Следующее летописное упоминание об Алевизе Старом связано с тем, что в 1499 году «князь великий велел заложити двор свой, полаты каменыа и кирпичныа, а под ними погребы и ледники, на старом дворе у Благовещениа, да стену камену от двора своего до Боровитскиа стрелници; а мастер Алевиз Фрязин от града Медиолама»20. Это строительство было завершено к 1508 году, когда Василий III переехал в построенный дворец21. То, что речь здесь идет именно об Алевизе Старом, подтверждается упоминанием «града Медиолама» (Милана).
В 1504 году в Москву с посольством Дмитрия Ралева и Митрофана Карачарова прибыла еще одна группа мастеров22. По пути в Москву это посольство было задержано в Крыму ханом Менгли-Гиреем, обязавшим мастеров некоторое время работать на строительстве Бахчисарайского дворца23. Отпуская послов и мастеров в Москву, хан написал Ивану III: «А сю грамоту подал архитектон Алевиз, Менли-Гиреево слово… Меня брата твоего ярлык взяв, пошол Алевиз мастер, велми доброй мастер, не как иные мастеры, велми великий мастер… То как меня почтишь и мое брата своего слово почтишь, того фрязина Алевиза пожалуешь, ты ведаешь»24.
Никто из исследователей не сомневался (и не будем сомневаться и мы), что этот «велми великий мастер» и есть тот самый Алевиз Новый, который, согласно летописным данным, в 1508 году завершил строительство Архангельского собора и церкви Рождества Иоанна Предтечи у Боровицких ворот25. В пользу этого говорит и уточнение «Новый» (относительно Алевиза Старого), и исключительно почетный великокняжеский заказ (возведение родовой усыпальницы), и сходство итальянизирующих порталов Бахчисарайского дворца и Архангельского собора.
Больше в летописях Алевиз «Новым» не именуется. Попытки ряда итальянских исследователей отождествить этого зодчего с известным венецианским скульптором и резчиком Альвизе Ламберти ди Монтаньяна26, хотя и получили широкий резонанс в современной научно-популярной литературе, являются лишь неподтвержденной (и, как мы вскоре увидим, весьма сомнительной) гипотезой.
В 1508 году «князь великий велел вкруг града Москвы ров делати камением и кирпичем и пруды чинити вкруг града Алевизу Фрязину»27. Летописи приводят и более конкретные сведения об этих работах, начавшихся еще в 1507 и оконченных в 1519 году, – строились стены, башни, плотины и ров вдоль реки Неглинной28.
И, наконец, в 1514 году Василий III повелел возвести в Москве 11 церквей, «а всем тем церквам был мастер Алевиз Фрязин»29. На этом документальные данные об Алевизах можно считать исчерпанными.
До 1970-х годов в истории архитектуры господствовала следующая точка зрения: Алевиз Старый строил лишь западные укрепления Кремля вдоль Неглинной30, а Алевиз Новый – все остальные упоминаемые в вышеприведенных летописных сообщениях постройки (кремлевский великокняжеский дворец и все храмы, в том числе и заложенные в 1514 году)31. Соответственно, Алевиз Новый считался одним из величайших архитекторов эпохи, а Алевиз Старый был низведен до роли второстепенного (по сравнению с Солари) фортификатора.
В последней четверти ХХ века эта «экстремальная» точка зрения была поставлена под сомнение С.С.Подъяпольским32 и В.П.Выголовым33. Оба исследователя отнесли кремлевский великокняжеский дворец к творчеству Алевиза Старого, а В.П.Выголов сомневался в авторстве Алевиза Нового и в отношении церквей, заложенных в 1514 году.
Аргументы С.С.Подъяпольского и В.П.Выголова в пользу отнесения кремлевского дворца к творчеству «мастера стенного и палатного» Алевиза Старого неоспоримы: Алевиза Нового в 1499 году еще не было на Руси, к тому же в летописном сообщении под этим годом говорится, что мастер был из Милана. Но справедливы ли сомнения этих исследователей в авторстве Алевиза Нового в отношении церквей, строительство которых началось в 1514 году?
В.П.Выголов справедливо полагал, что, поскольку одна и та же летопись под 1508 годом сообщает, что фортификационные работы («ров делати камением и кирпичем…») были поручены Алевизу Фрязину, а Архангельский собор и церковь Рождества Иоанна Предтечи строил Алевиз Новый, летописец вел речь о разных зодчих. Следовательно, под Алевизом Фрязином подразумевался Алевиз Старый.
Но из этого положения исследователь сделал весьма спорный вывод о том, что, хотя с 1508 по 1519 годы Алевиз Старый строил кремлевские укрепления, в 1514 году он же начал строительство одиннадцати церквей. Обоснованием этого вывода послужило то, что зодчий, упоминаемый в летописи под 1514 годом, был назван Алевизом Фрязином – так же, как и в сообщениях о деятельности Алевиза Старого под 1494 и 1499 годами.
Фактически в позиции В.П.Выголова мы видим еще одну «экстремальную» точку зрения, но с обратным знаком: одним из величайших архитекторов эпохи, способным строить и крепости, и дворцы, и храмы (причем параллельно и в беспрецедентных масштабах), оказался Алевиз Старый, а Алевиз Новый построил на Руси в течение четырех лет два храма и после 1508 года исчез.
По всей видимости, в данном случае истина находится посередине между «экстремальными» точками зрения.
Несомненно, исследователи всегда прекрасно понимали, что формулировка «Алевиз Фрязин» означает не более чем констатацию того факта, что оба Алевиза были итальянцами. И все же в указанном труде В.П.Выголова34 (возможно, незаметно для самого исследователя) произошло «перерождение» этой констатации в устойчивое прозвище одного мастера – Алевиза Старого.
Но, конечно, Алевиз Новый был тоже Алевизом Фрязином, и оговорка «Новый» была использована летописцем лишь для того, чтобы подчеркнуть, что итальянец Алевиз, строивший Архангельский собор, прибыл в Москву позже итальянца Алевиза, строившего укрепления на Неглинной.
Следовательно, мы не вправе опираться на именование зодчего Алевизом Фрязином при определении автора храмов, строительство которых было начато в 1514 году.
Несравненно более значимым видится летописное сообщение 1494 года о том, что Алевиз был «мастером стенным и палатным»
. Летописец вряд ли мог сделать это принципиальное уточнение случайно, и такая специализация Алевиза Старого все ставит на свои места.
С 1494 по 1499 годы Алевиз Старый достраивал кремлевские укрепления, которые не успел завершить Солари. В 1499–1508 годах он строил великокняжеский дворец и стены от дворца до Боровицкой башни. В 1508–1519 годах он работал над стенами, башнями и рвами Кремля со стороны Неглинной.
Вряд ли зодчий, чьей специализацией согласно и летописи, и вышеперечисленным фактам были «стены и палаты», мог параллельно с этими масштабными фортификационными работами возводить в 1514–1518 годах 11 московских церквей. Соответственно, столь же сомнительно и то, что в 1508–1513 годах Алевиз Старый мог руководить строительством великокняжеского дворцово-храмового комплекса в Александровской слободе.
А Алевиз Новый с 1505 по 1508 годы строил Архангельский собор и церковь Иоанна Предтечи. Закономерно предположить, что специфика его работы как «храмоздателя» и далее оставалась приоритетной. Следовательно, с 1508 по 1513 год он мог строить храмы и дворец в Слободе, а с 1514 года – 11 церквей в Москве.
Храмовое строительство должно было являться специализацией зодчего еще в Италии, иначе бы ему сразу по приезде не доверили такую исключительно ответственную постройку, как Архангельский собор (в связи с этим тождество Алевиза Нового и скульптора Альвизе Ламберти ди Монтаньяна весьма маловероятно). А опыт строительства дворцовых комплексов Алевиз Новый мог получить в Бахчисарае35.
Способность этого зодчего к творчеству в широком диапазоне архитектурных форм подтверждалась в XIX–ХХ веках такими непохожими друг на друга его постройками, как Бахчисарайский дворец, Архангельский собор и известные по литографиям А.А.Мартынова и И.М.Снегирева церкви Рождества Иоанна Предтечи под Бором и Благовещения в Старом Ваганькове. В 1960-е годы к этому списку добавился октагональный собор Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре. Теперь мы вправе добавить сюда еще четыре уникальных храма – Покрова, Троицы, Успения и Алексея митрополита в Александровской слободе.
ГЛАВА 4: происхождение шатрового зодчества
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.
глава 1: вопросы датировки памятников Александровской слободы XVI века
глава 2: реконструкция церкви Алексея митрополита
глава 3: вероятный автор памятников архитектуры александровской слободы 1510-х годов
ГЛАВА 4: происхождение шатрового зодчества
ПРИЛОЖЕНИЕ: Вольфганг Вольфгангович Кавельмахер
часть 1: В.в. Кавельмахер – историк архитектуры и реставратор
Часть 2: БИБЛИОГРАФИЯ В. В. КАВЕЛЬМАХЕРА
Часть 3: НЕМНОГО О МОЕМ ОТЦЕ (воспоминания о В.В.Кавельмахере)
Часть 4: НЕКРОЛОГ В. В. КАВЕЛЬМАХЕРА
НА СТРАНИЦУ «НАУЧНЫЕ ТРУДЫ»
НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА
Постройки
До 1970-х годов в истории архитектуры господствовала следующая точка зрения: Алевиз Старый строил лишь западные укрепления Кремля вдоль Неглинной, а Алевиз Новый — все остальные упоминаемые в летописных сообщениях постройки (Большой Кремлёвский дворец, Архангельский собор, церковь Рождества Иоанна Предтечи у Боровицких ворот[5]:10 и храмы, заложенные в 1514 году[6]). Алевиз Новый считался одним из величайших архитекторов эпохи, а Алевиз Старый был низведён до роли второстепенного (по сравнению с Солари) фортификатора.
В последней четверти XX века эта точка зрения была поставлена под сомнение С. С. Подъяпольским и В. П. Выголовым. Оба исследователя отнесли кремлёвский великокняжеский дворец к творчеству Алевиза Старого, а В. П. Выголов сомневался в авторстве Алевиза Нового и в отношении церквей, заложенных в 1514 году[7]. С. В. Заграевский показал, что аргументы С. С. Подъяпольского и В. П. Выголова в пользу отнесения кремлёвского дворца к творчеству «мастера стенного и палатного» Алевиза Старого убедительны (Алевиза Нового в 1499 году ещё не было на Руси, к тому же в летописном сообщении под этим годом говорится, что мастер был из Милана), но автором церквей, построенных после 1514 года, был все же Алевиз Новый[8].
Таким образом, с 1494 по 1499 годы Алевиз Старый достраивал кремлёвские укрепления, которые не успел завершить Солари. В 1499—1508 годах он строил Большой Кремлёвский дворец и стены от дворца до Боровицкой башни. В 1508—1519 годах он работал над стенами, башнями и рвами Кремля со стороны Неглинной. Дальнейшая судьба зодчего неизвестна.
Этимология
Поскольку исторически слово фрязин писалось через (фрѧзин
), оно и произносилось через носовую гласную —
фрęзин ([фрЕНзин])
. Звук -з- на замену звука -г- (
фрѧговъ
) появился в результате третьей (прогрессивной) палатализации (сравните
князь
и
княгиня
). Таким образом, изначально слово могло звучать как *френгин, где суффикс -ин есть признак притяжательного прилагательного в качестве ответа на вопрос «чей?» (ср. полянин, древлянин, англичанин, датчанин), что и позволило этимологам вывести заимствование из этнонима «франк». В пользу этой этимологии говорит и другая форма этнонима —
фряг
.
Склонение по множественному числу в данном слове может происходить по типу сын, сыновья
, или в польском языке более точно
пан, панове
(польск.
pan, panowie
). Данная форма склонения зафиксирована в ПВЛ:
Варѧзи, свеи, урмане, готъ, русь, аглѧнъ, галичанъ, волохове, римлѧнъ, нъмцъ, корлѧзи, венедици, фрѧговъ
Примечания
- ПСРЛ 12:238
- Подъяпольский С. С. Итальянские строительные мастера в России в конце XV-начале XVI века по данным письменных источников. Опыт составления словаря. В кн.: Реставрация и архитектурная археология. Новые материалы и исследования. М., 1991. С. 232—233.
- Выголов В. П. К вопросу о постройках и личности Алевиза Фрязина. В кн.: Древнерусское искусство. Исследования и атрибуции. СПб, 1997. С. 240.
- ПСРЛ 12:249.
- ↑ 123
ПСРЛ [dlib.rsl.ru/viewer/01004161978 Т.13, 1 половина] - В 1514 году Василий III повелел возвести в Москве 11 церквей, «а всем тем церквам был мастер Алевиз Фрязин» (ПСРЛ 8:254-255).
- Выголов В. П. К вопросу о постройках и личности…
- [www.zagraevsky.com/sloboda_book4.htm Заграевский С. В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы. М., 2008. Глава 3.]
Иностранные архитекторы 11-14 веков
Первое упоминание об иностранных архитекторах относится к 11 веку. Считается, что храм Св. Софии в Киеве построен был греческими зодчими и украшен греческими художниками:
«Еще одно здание, не менее известное среди древних памятников России, — собор Святой Софии в Киеве, построенный в годы с 1017 по 1037 год великим князем Ярославом Владимировичем, в ознаменование победы над печенегами. Некоторые центральные части этой церкви сохранились и по сей день в их примитивном состоянии. Способ строительства стен и столбов этого храма, также возведенный греческими архитекторами, аналогичен тому, который был принят для церкви Дима. Судя по тому, что осталось нам с украшениями этого храма Ярослава, следует полагать, что весь его интерьер был украшен мозаикой. Святой Олимп Печерский, известный своему времени как художник-образчик и мастер мозаики, работал над этими украшениями с греческими архитекторами».
Реконструкция первозданного вида Софии Киевской
«Собор Святой Софии в Новгороде основан в 1045 году князем Владимиром Ярославичем, также выполненный греческими архитекторами, является одним из самых совершенных образцов византийского стиля. В отношении способа строительства и использования материалов он мало чем отличается от церквей Киева»
Вид на собор Святой Софии в Новгороде
Литература
- Заграевский С. В.
[www.zagraevsky.com/sloboda_book1.htm Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы]. — М., 2008. - Выголов В. П.
К вопросу о постройках и личности Алевиза Фрязина. // Древнерусское искусство. Исследования и атрибуции. — СПб., 1997. - Подъяпольский С. С.
Итальянские строительные мастера в России в конце XV-начале XVI века по данным письменных источников. Опыт составления словаря. // Реставрация и архитектурная археология. Новые материалы и исследования. — М., 1991. - Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия: в 2 т. / Автор-составитель В. В. Богуславский. — Т. [books.google.ru/books?id=HcWfQbb6FVcC&printsec=frontcover#PPA768,M1 1]. — С. 14.
- Алевиз Фрязин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Земцов С. М.
Архитекторы Москвы второй половины XV и первой половины XVI века // Зодчие Москвы. — М.: Московский рабочий, 1981. — С. 68—70. — 302 с.
Отрывок, характеризующий Алевиз Фрязин Старый
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет. Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли. – Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны. И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось. Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему: – On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.] (Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.) – C’est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d’avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J’en sais quelque chose. N’est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел. Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему. «Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою. В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения. «Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!» Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.