Как режиссёр уговорил девушек на сцену в бане в советских «А зори здесь тихие»
Как известно, в советской военной драме «А зори здесь тихие» (1972) есть очень откровенная для тех времён сцена, где девушки моются в бане. Она есть в официальной версии.
Эту сцену 100% вырезали при трансляции на телевидении. Но в некоторых городах в кинотеатрах её всё же показали, с пометкой «от 16 и старше». В интернете эти кадры и видео находятся без труда.
Режиссёр Станислав Ростоцкий сам прошёл войну. Если бы не медсестра, тащившая его раненного на себе с поля боя несколько километров, он бы не выжил. В благодарность всем женщинам, прошедшим войну, он и снял этот шедевр. В память о войне у него вместо ноги остался деревянный протез.
Станислав Иосифович стал для молоденьких актрис кем-то вроде старшины Васкова для пяти самоотверженных девушек-зенитчиц.
Фильм снимали на суровой природе, в Карелии, недалеко от границы с Финляндией. Все испытания они проходили рука об руку.
Станислав при каждом прохождении через болото, холод, подбадривал актрис, поскрипывая протезом: «Баба сеяла горох, ух!»
Для молодых советских девушек казалось немыслимым раздеться на камеру в банной сцене, чтобы их потом увидели миллионы.
«Пусть снимаются дублёрши!» — категорично заявили они.
Режиссёр собрал их и сказал просто и откровенно:
Девочки, мне надо показать, куда падают фашистские пули. Не в мужские тела, а в женские, которые должны рожать.
Cъёмки хотели провести очень деликатно. На площадке остались вроде бы одни женщины, кроме режиссёра и оператора. Те прикрывали глаза.
Забыли про работника, который отвечал за пароустановку и копошился с техникой за перегородкой.
На репетиции девушки были в купальниках. Разделись только после команды: «Мотор».
Работник, отвечающий за пар, оторопел, увидев эту картину, и оставил оборудование без присмотра. Очнувшись, понял, что скоро она рванёт от переизбытка давления. Заорал «Ложись» и выбежал на площадку. Девушки завизжали, попадали. Установка взорвалась, но никто от ожогов не пострадал.
В общем, сцену сняли только со следующего дубля.
При цензурировании этот эпизод каким-то чудом оставили. Зато подобную сцену, где девушки загорают, вырезали.
Кстати, в современном ремейке есть такой же момент. В нём удивляет нетипичная, исторически недостоверная, выбритость для тех лет.
Фильмы и Сериалы
«А зори здесь тихие. »: что осталось за кадром фильма
О чем фильм
1942 год. Советский Союз. В распоряжение старшины Васкова для охраны отдаленного от фронта разъезда прибывает отряд новобранцев — непьющих, дисциплинированных, без «проблем по женской части». Все они — девушки. Одна из добровольцев, которыми предстоит командовать Васкову, натыкается в лесу на двух немцев. Старшина принимает решение остановить продвижение вражеской группы, на их перехват отправляется он сам и пятеро зенитчиц. Но устроив засаду, бойцы обнаруживают, что в лесу высадилось не двое немцев, а 16. В неравном бою они пытаются остановить продвижение противника.
Анастасия Микульчина, исполнительница роли Риты Осяниной: «Этот фильм должен немножко встряхнуть молодых людей и заставить задуматься, сдюжили бы мы в случае чего».
Фильм режиссера Рената Давлетьярова — уже третья экранизация одноименной повести Бориса Васильева. Каноническим считается двухсерийная картина Станислава Ростоцкого 1972 года, ставшая классикой советского кино и одним из самых популярных у российских зрителей фильмов о войне.
Ренат Давлетьяров: «Я был знаком и с Васильевым, и с Ростоцким, даже выпивал с ними. Думаю, если бы они узнали, что я покушаюсь на экранизацию, может и подсыпали бы мне чего-нибудь в водочку».
Юрий Коротков, соавтор сценария: «Повесть Васильева — она навсегда. Потому что фильм может устареть, проза же практически не устаревает, если она о людях».
Петр Федоров, исполнитель роли старшины Федота Васкова: «Это всегда какой-то вызов, когда культовые книги экранизируются. Вызов огромной армии поклонников, читателей. Все всегда сравнивают со своими ощущениями».
Ренат Давлетьяров: «Почему нужны новые экранизации? Почему бесконечно ставят «Чайку» в театре? Почему экранизируют «Шерлока Холмса»? Почему продолжается Джеймс Бонд? Мое личное мнение, что повесть Васильева — уникальная по своей драматургии история. Ничего сложнее этой работы я не делал в жизни. Она была сложна и физически, и эмоционально. Я достаточно уверенный в себе человек, но чувствовал груз большой ответственности. Мы рассказываем историю Бориса Васильева современным кинематографическим языком, и для нас сверхзадача — пробудить интерес к книге у молодого поколения».
О команде
Режиссер картины, он же продюсер и соавтор сценария, Ренат Давлетьяров долгое время был генеральным директором Московского международного кинофестиваля, спродюсировал множество фильмов, в том числе трилогию «Любовь-морковь» и «Индиго». Его режиссерский дебют состоялся в 2011 году с картиной «Моя безумная семья».
Ренат Давлетьяров: «Все началось 10 лет назад. Мы были на дне рождения Алексея Учителя, о чем-то трепались. И тут Володя Машков говорит: ребята, надо снимать «А зори здесь тихие. «, я в главной роли старшины Васкова. И долго объяснял мне, почему».
Когда Ренат Давлетьяров начал подготовку к съемкам, он в выборе актера на главную роль не сомневался ни минуты, и это был совсем не Владимир Машков. Старшину Васкова должен был сыграть Петр Федоров. Первой ролью, сделавшей его узнаваемым и популярным, был главный герой молодежного сериала «Клуб» Данила, потом Федоров часто появлялся на экране, в том числе в «Обитаемом острове» и в «Елках 2». В нашумевшем фильме о скинхедах «Россия 88» он не только сыграл главную роль, но и выступил в качестве композитора и соавтора сценария.
Ренат Давлетьяров: «Петя Федоров — это вообще мое открытие, и профессиональное, и человеческое. Более ответственного и талантливого артиста и более щедрого человека я, наверное, за всю карьеру не встречал. Как я его выбрал? Мы с ним работали на предыдущей картине, и я подумал, что если Пете наесть немного щечек, поправиться, если мы отпустим ему усы, сделаем челочку… Тут же по окончании съемок я его позвал в ресторан и там заявил [о своем предложении]. Он не мог есть полчаса от неожиданности».
Подбор актрис в команду к Федорову-Васкову, напротив, проходил крайне тяжело. По словам режиссера, 90% претенденток прочитали повесть или посмотрели фильм Ростоцкого только перед пробами. У самого режиссера также не было ясного понимания, кто должен появиться в том или ином образе.
Ренат Давлетьяров: «С главным героем мы определились сразу, и мне было все понятно, а вот с девушками было очень сложно. Было бы преувеличением сказать, что я точно знал, что хочу увидеть. Это я делал вид, что знаю, а все было основано на ощущениях».
Основная пятерка героинь в итоге получилась следующей: Анастасия Микульчина, Агния Кузнецова, Евгения Малахова, Софья Лебедева и Кристина Асмус.
Рита Осянина
Анастасия Микульчина запомнилась в первую очередь главной ролью в сериале Виктора Мережко «Сонька Золотая ручка». После этого она не раз появлялась на телеэкранах, в том числе в сериалах «Григорий Р.» и «Гетеры майора Соколова».
Анастасия Микульчина: «То, что Осянина не совсем мой персонаж — правда. Если бы я проводила кастинг, я бы себе отвела роль Комельковой скорее. Но тем интереснее: попробовать что-то, несвойственное моей природе, моей натуре».
А зори там тихие сцена в бане
© Б. Л. Васильев, наследники, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
А зори здесь тихие…
На 171-м разъезде уцелело двенадцать дворов, пожарный сарай да приземистый, длинный пакгауз, выстроенный в начале века из подогнанных валунов. В последнюю бомбежку рухнула водонапорная башня, и поезда перестали здесь останавливаться. Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверенки.
Шел май 1942 года. На западе (в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии) обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград.
А здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах осталось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка. Три дня солдаты отсыпались и присматривались; на четвертый начинались чьи-то именины, и над разъездом уже не выветривался липкий запах местного первача.
Комендант разъезда, хмурый старшина Васков, писал рапорты по команде. Когда число их достигало десятка, начальство вкатывало Васкову очередной выговор и сменяло опухший от веселья полувзвод. С неделю после этого комендант кое-как обходился своими силами, а потом все повторялось сначала настолько точно, что старшина в конце концов приладился переписывать прежние рапорта, меняя в них лишь числа да фамилии.
– Чепушиной занимаетесь! – гремел прибывший по последним рапортам майор. – Писанину развели. Не комендант, а писатель какой-то!
– Шлите непьющих, – упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь. – Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола.
– Начальству виднее, – осторожно говорил старшина.
– Ладно, Васков, – распаляясь от собственной строгости, сказал майор. – Будут тебе непьющие. И насчет женщин будет как положено. Но гляди, старшина, если ты и с ними не справишься…
– Так точно, – деревянно согласился комендант.
Майор увез не выдержавших искуса зенитчиков, на прощание еще раз пообещав Васкову, что пришлет таких, которые от юбок и самогонки нос будут воротить живее, чем сам старшина. Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за две недели не прибыло ни одного человека.
– Вопрос сложный, – пояснил старшина квартирной своей хозяйке Марии Никифоровне. – Два отделения – это же почти что двадцать человек непьющих. Фронт перетряси, и то сомневаюсь…
Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило:
– С командиром прибыли?
– Непохоже, Федот Евграфыч.
– Слава богу! – Старшина ревниво относился к своему комендантскому положению. – Власть делить – это хуже нету.
– Погодите радоваться, – загадочно улыбнулась хозяйка.
– Радоваться после войны будем, – резонно сказал Федот Евграфович, надел фуражку и вышел на улицу.
И оторопел: перед домом стояли две шеренги сонных девчат. Старшина было решил, что спросонок ему померещилось, поморгал, но гимнастерки на бойцах по-прежнему бойко торчали в местах, солдатским уставом не предусмотренных, а из-под пилоток нахально лезли кудри всех цветов и фасонов.
– Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта, – тусклым голосом отрапортовала старшая. – Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.
– Та-ак, – совсем не по-уставному протянул старшина. – Нашли, значит, непьющих…
Целый день он стучал топором: строил нары в пожарном сарае, поскольку зенитчицы на постой к хозяйкам становиться не согласились. Девушки таскали доски, держали, где велел, и трещали, как сороки. Старшина хмуро отмалчивался: боялся за авторитет.
– Из расположения без моего слова ни ногой, – объявил он, когда все было готово.
– Даже за ягодами? – робко спросила плотненькая: Васков давно уже приметил ее как самую толковую помощницу.
– Ягод еще нет, – сказал он. – Клюква разве что.
– А щавель можно собирать? – поинтересовалась Кирьянова. – Нам без приварка трудно, товарищ старшина. Отощаем.
Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил:
– Не дальше речки. Аккурат в пойме прорва его.
На разъезде наступила благодать, но коменданту от этого легче не стало. Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, будто попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, теперь не могло быть и речи, и если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Но пуще всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц.
– Да не бычьтесь вы, Федот Евграфыч, – сказала хозяйка, понаблюдав за его общением с подчиненными. – Они вас промеж себя старичком величают, так что глядите на них соответственно.
Федоту Евграфовичу этой весной исполнилось тридцать два, и стариком он себя считать не согласился. Поразмыслив, он пришел к выводу, что все эти слова есть лишь меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах.
Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то тряпочки. Подобные украшения старшина счел неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову:
– А есть приказ, – не задумываясь, сказала она.
– Соответствующий. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах.
Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись – хихикать будут до осени…
Дни стояли теплые, безветренные, и комарья народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть и кхекать, словно и вправду был стариком, – вот это было совсем уж никуда не годно.
А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще и восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный.
А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости.
– Вдовая она, – поджав губы, через день доложила Мария Никифоровна. – Так что полностью в женском звании состоит: можете игры заигрывать.
Промолчал старшина: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие.